5. ЛЕСТНИЦА В СМЕРТЬ
1.
Который день стучит по жести
осенний, грустный, затяжной
(скорее, это тишиной
назвать бы надо). Сели вместе
с женой и вспомнили: одной
на нас хватило бы гранаты
кумулятивной. А зарплаты
трёх-четырёх врачей — ни-ни!
Ни даже пенсии двукратной!
О, времена! О, нравы! Мятный
пожуй-ка «орбит»! В наши дни
остались только дождь и скука.
Что до стихов, они… — А ну-ка,
жена, из Пушкина прочти:
«Влачусь угрюмый, одинокий,
Окаменел мой дух жестокий…»
У, это формула почти,
хотя и несколько сухая.
А дождь идёт, не утихая,
и скоро вьюга, скоро тьма
страну окутает больную,
и мы в пучину ледяную
сойдём с непрочного ума!
2.
Судьба убедительна в целом,
и в частности, больше всего
следит за измученным телом —
как девочка куклу, его
внимательно вертит и где-то
ломает внезапно. Смотри,
как много печального света
в расплаве осенней зари:
вон в окнах котельной фанера
с разводами гнили в углах,
а там, у больничного сквера,
майор на чужих костылях.
3.
Друг — предаст, жена — изменит,
только быстрая вода
русло каменное пенит,
убегая в Никуда.
«Пить не хочется!» — «А надо!» —
«Жить не хочется!» — «Не сметь!..»
Давят сумерки Аккада,
в Пиренеях бродит смерть.
Синий снег лежит на ёлках.
Ночь густую шевеля,
в небе светятся осколки
чаши с Божьего стола.
То ли Он целует, то ли
в грудь вонзает острый кол.
«Потерпи, — твердит, — от боли
в сердце вырастет глагол!..»
4.
Ныряльщик, снимаешь обувь,
футболку и в кабинете
рентгеновском входишь в воду,
пловец по бездонной Лете.
А женщина в белом скажет:
«Вдохните! Прижмитесь плотно!
Замрите!» Ты знаешь даже,
что дух побеждает плоть. Но
едва ли уйдёшь от страстных
объятий безглазой смерти.
Она, как лучи на трассах
невидимых, жернов вертит.
Тебе ли бояться? Вынут
не плёнку из аппарата
чёрную — жребий сыну
Потопа и Арарата.
5.
Слышишь, в глубинах ночи
синие звёзды лгут?
Жизнь моя, ты короче,
чем кумача лоскут.
Ждать ли тебя повторно?
Злостью раскалена,
ты горячее горна,
глубже морского дна.
Ты, как с обрыва камни,
как на врага — орда.
Раненым вепрем в яме
сердце туда-сюда.
Жизнь — посильнее хука
в челюсть — в глазах плывёт!
Только б не дважды, сука!
Мне и одной-то — вот!
6.
Вечером ветер с Невы, снежок,
в чёрной воде проплывают льдины.
— Господи, дай же до середины
жизни дожить! — Доживёшь, дружок.
— Ну, ничего — дотянул! Мерси!
Полдень. Троллейбус идёт рогатый,
снег на ступени ложится ватный.
— Господи… — Что ты пристал? Спроси
что-то попроще! Когда-когда!
Завтра. Устроит? — Спасибо, Боже!
Чёрный буксир и под ним вода
чёрная-чёрная, злая тоже.
7.
В морозном, Анечка,
стекле надышит круг, прильнёт
моя, как девочка, душа к твоей душе, когда
ты будешь женщиной моей — в глазах огонь и лёд —
ты будешь женщиной моей — и если вдруг беда,
как мытарь, грубо постучит в наш обнищавший дом,
и если смерть махнёт косой из тёмного угла,
да так, что прочь не отогнать костлявую крестом,
да так, что выдохнет «пора» и сядет у стола,
и прозвучит её смешок сухой и жестяной,
как на камнях последний звон иудиных монет,
ты будешь женщиной моей... но не стремись за мной
туда, где даже пыльных звёзд на небосклоне нет.
8.
Кабинет окулиста. Мошенник в кресле
сообщает: — Бардак, депутаты, драма…
Трёхметровые буквы «ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ»
за окном на ограде, а выше храма
дым трубы комбината. Уже понятно,
что никто не поможет. Лукавый доктор
повторяет: — Закон, Президент, оплата…
Говорит: — Я в другой бы стране бы… Ротор
у него, а не просто язык, и мелет,
мелет что-то. Толкаю с женой коляску
в коридор… И что нам, на самом деле,
ожидать? «ВОСКРЕСЕ ХРИСТОС». На краску
не скупились, и надпись приятна глазу,
как иная красотка (смотри рекламу).
А жена всё одну повторяет фразу:
— ВОЛЧЬЯ ЯМА!.. Вырыли ВОЛЧЬЮ ЯМУ!..
9.
Где сосны похожи на трубы
играющих Баха органов,
зима мне напиток простуды
лила из небесных стаканов.
Меж тем-то,
раздвинувши толщу
дождя, начитавшись арапа,
я тьму эту властную, волчью,
как неженку робкую, лапал.
Так шёл по раскисшей грунтовке
и маялся: «Сердце навылет,
как в яблочко бьют из винтовки,
пробито любовью. О, ты ли,
о, ты ли умрёшь, золотая,
Шушара, мой ангел нездешний?»
И сосны стонали, рыдая,
и выл березняк облетевший,
и ночь подвывала о чём-то,
и, мгу выкликая недобро,
вопила у края болота
нечистая сила
Хвороба.