Я - адское воплощение, плоти порочный комок. Помнишь обряды крещения? То, как я странно мок, не гарантирует святости, зыбкости чистоты. Помнишь, как предавал тебя и разводил мосты?
Глотка моя - железная, из стекловаты глаза. Жизнь - до конца бесполезная, едким парфюмом слеза падает и растворяется в душном чаду бигуди... Помнишь, как миром мазнули по материнской груди?
Помнишь, как я притворялся и выходил в окно? Помнишь, как мне было больно? Жизнь или смерть - всё равно. Помнишь, как грустно смотрели мы на мосту и вниз? Слишком. Уж слишком засаленны тканности белых риз.
Гулко гудят автобусы - гусениц жирных рой. Помнишь ли, как казалось мне, всё, что вокруг, игрой? Помнишь надрезы сладкие на сухожильях рук? Помнишь ли... Героинности вязкий порочный круг?
Зришь ли дворцы бетонные, где с перебоем свет? Знаешь, без электричества нас нам привычных нет.
И почему я, юное, вижу следы у глаз? Чёрточки. Лапки птичии. Впалости лунных фаз.
Я - воплощенье дьявола, мне же гореть в Аду. Нефть растекалась лужами в тинном моём пруду.
Что это с нами? Что же мы? В пепел, в золу, в февраль. Феникс умрёт. Равнодушие?
Разве уже не жаль?..
Я, знаешь, Мефистофель мой, верный низов ученик. Только сегодня /с робостью/ дерзко сорвусь на крик.
Мне надоела, претила вязкая боль греха. Глотка моя металлами. Кожа теперь суха.
Я открываю кожицу. Сталью я рву завес.
Я удаляюсь ангелом в жаркую синь небес.
И я глубинной рыбою дно оттолкну ступнёй
И задохнусь от воздуха.
Я пресыщён землёй.