Ах, уходи же, Кнехт, убегай, сбрось с себя тяжесть оков. Слышишь ли, что-то бежит через край, льётся вовне этот зов? Древность веков открывает глаза, мутный в них вьётся зрачок. Эллипс, в котором сгустилась гроза - вот тебе первый толчок.
Вот и второй: его нервности рук, глаз его странная тьма, жаркое сердце и вечный недуг, это ли, друг, не тюрьма?
Это ли небо, в которое взгляд ты направлял и молил? Слышишь, шумит заповедный бамбук, вьётся изгибами Нил...
Вот тебе мир. Послужи же ему, душу-о-камень из сил - выйдет огонь - объясненье всему. Этого, Кнехт, ты просил?
Или иного... Извечной игры, бисерный каверзный звон? Или ветров тёпло-влажный поток со четырёх всех сторон?
Или ответственность мирных услад тех, что сулил тот, другой? Видишь, вдали огонёчки горят - топь позвала на постой.
Ну же, мой Йозеф, пламень ума, огненнолистный цветок, что тебе нужно, тюрьма иль сума? Ты - бурный, юный приток
мирной Касталии, спящих небес, чаши с хрустальной росой. Скачет мечта по лугам - хитрый эльф - с искрами в пальцах, босой. И зацветает тихий жасмин, белый рассыпчатый свет. Всё ещё хочешь ты мир свой спасти, ищешь ненужный ответ?
Над головою твоею - рассвет, в пыль превращая тебя, розовым зевом...
С губ ты сорви, дальней дорогой идя.
И наиграй тот любимый мотив, что тебе третий вручил. О вечно юный, очей цвета слив омуты... Ну, получил?
Ты получил, добрый Кнехт, что хотел? Сильный ли твой господин? Нежных мальчишеских ангельских тел, без полумер, середин.
Где-то за полем кличет Игра, но ведь она - не венец? Ну же, готов ли ты, друг мой
/пора/ вновь предрекать свой конец?
Снова устать и понять: горизонт - это ещё не предел. Снова скитаться, рваться на фронт, /ну же, чего ты хотел?/...
...Снова звенит как струна этот миг /ну же, прощай, о Касталия/ вечного танца и юности крик - муза движения Талия.
...Слёзы пролить, от отчаянья взвыть и, растеряв всё терпение, мутности глаз, умерев, приоткрыть.
Здравствуй,
моё
Пробуждение.