4.
В застойные годы правления Л.И. Брежнева и его преемников вплоть до начала горбачёвской «перестройки» духовная жизнь народа всё ещё оставалась, явно или косвенно, под идеологическим прессом КПСС.
Я упоминаю эти драматические вехи на путях развития нашего общества вынужденно, ибо без этих, хотя бы кратких экскурсов в историю невозможно понять, или каким-то образом ощутить, трагизм любого из «неприкаянных» русских мечтателей, посвятивших свою жизнь бескорыстному служению Поэзии (в первородном смысле этого слова), то есть – Творчеству.
Было бы вопиющей несправедливостью не сказать о том, что даже в удушающей живое слово атмосфере русская Поэзия (как и проза, как и другие виды Искусства), подобно лучам солнца в ненастную погоду, правдами и неправдами, пробивалась к людям сквозь тёмные тучи злой воли партийно-советских надсмотрщиков. (Но это другая, особая тема, заслуживающая широкого и глубокого освещения наряду с разговором о достижениях и издержках диссидентского литературного движения).
Известно, что и при господстве «социалистического реализма» можно было свободно писать, например, о любви (но только – о «хорошей и большой» и, конечно, без всякого там секса), о дружбе (тоже – о «большой» и, прежде всего, безусловно воспевающей братство советских народов), о природе (желательно – весенней, оптимистичной, в противовес осени с её пессимистическими, упадочническими настроениями) и т.д. и т.п. в том же духе. (Прости, читатель, если я чуть-чуть утрирую ситуацию, но… и не такое бывало!)
В 60-х – 80-х гг. я лично и не раз делал заходы в журнальные и газетные редакции, надеясь, что оценят и опубликуют… Помню, предложил тогдашнему заведующему поэзией «Москвы» венок сонетов «Ты хочешь стать поэтом…». Н. З. начал читать. В первом же сонете, дойдя до строчки «За русских гениев - твоя тревога», тут же остановился и сказал решительно: «Всё ясно! Не подходит!»… Помню, как, будучи обнадёженным в «Литературной России» её поэтическим мэтром по фамилии Гусинский, я в течение трёх месяцев обивал заветный порог, но так и не дождался обещанной публикации: заведующий поэзией неожиданно для меня навсегда умчался…в Израиль.
Весной 1980-го мне удалось-таки напечататься в мартовском номере «Иностранной литературы», причём, случайно: мой друг, уже тогда известный переводчик, временно возглавивший отдел поэзии, дал мне перевести два стихотворения «прогрессивного поэта» (было в ходу такое словосочетание) с острова Маврикий – Ананда Муллу. Я приведу их в качестве примера, какие верлибры в те времена можно было беспрепятственно рекомендовать для чтения советскому человеку.
1. ЧЕЛОВЕК
Атом
странствующий
по вселенной
Душа
плывущая по водам
Порыв сомнений
брошенный
через
безмерность
мысли
Исчерпанный
конфликт
Напряжение
зрения
Новая энергия
освобождённая
из глубин
чтобы проникнуть
в звёздные пределы
и выше
Новый человек
преодолевающий
сомнения
ищущий
Правду
скрытую
в гипотезах
видит
Большой бизнес
пытающийся
вытеснить
традиции
отцов
2. ИСПОЛНЕНИЕ МЕЧТЫ
Что значит счастье
я понял
в стране Ленина
Судьба меня благословила
узнать что люди
там боготворят
мир справедливость
правду и прогресс
Я мог почувствовать
раскрепощённость духа
людей науки и искусства
серпа и молота
людей которые в единой воле
по зову сердца
служат человечеству
Да будет счастье
и с моим народом
О пусть оно придёт однажды
к человечеству
Нет! Лучше – писАть своё! Пусть – «в стол»! До лучших времён…
Что касается причин возрастающей «популярности» верлибра в сегодняшней России, то в этой связи любопытна гипотеза, выдвинутая (см. «Новое Литературное Обозрение за февраль 2012 г.) Михаилом Гронасом о т.н. мнемоническом факторе (от гр. слова «мнемоника» - искусство запоминания).
Уже в конце 19-го – начале 20-го в., по предположению Гронаса, на Западе, как и в России, наблюдается «исчезновение» (о причине не говорится, - В.Р.) практики заучивания наизусть, «вначале из школы, а потом из всего культурного обихода», что «повлекло за собой радикальную трансформацию поэтических форм и привело к повсеместному распространению свободного, то есть немнемонического, стиха. Иными словами, учителя перестали задавать учить стихи наизусть, читатели перестали запоминать, а поэты — сочинять в расчете на запоминание».
Если на Западе это явление стало «естественным» (видимо, по причине всеобщего прагматического упрощенчества, - В.Р.), то в России переход к этой мнимой естественности многие десятилетия задерживался, якобы, из-за «социального спроса» на мнемотехнику, являющуюся по мнению Гронаса «сущностью классической версификации», которая поддерживалась… советской властью.
Резюмируя рассуждения профессора Дартмутского университета (США) М. Гронаса, редактор Александр Скидан ставит точку над i: «Регулярный метр и рифма суть мнемонические средства; и если на Западе мнемоническая функция поэзии и образования сходит в XX веке на нет… то в России она искусственно поддерживалась по идеологическим причинам».
О причинах такой прагматической, идеологизированной точки зрения остаётся только догадываться.
Да, в эпоху безраздельного господства «социалистического реализма» в литературе не очень-то престижно было заниматься немнемоническими, плохозапоминаемыми верлибрами. Вот и профессор Российского государственного гуманитарного университета Ю.Б. Орлицкий (1952 года рождения), вспоминая свои студенческие будни, когда в нём пробудился интерес к верлибру, свидетельствует, «что большинство в то время вообще игнорировали эту литературу. Тогда она составляла не более процента всей поэтической продукции, при этом более 90 процентов этой продукции – чистая графомания. Приличный поэт, - подчёркивает Юрий Борисович, - всегда хотя бы пробует писать верлибром, сегодня это актуальная поэзия, а, скажем, весь мир им пишет уже 200 лет. Россия отстает, конечно, но не потому, что мы такие дремучие. Просто так сложилась силлабо-тоническая традиция, но к настоящему моменту уже можно сказать, что за ХХ век ее выбрали практически полностью».
Интересно, кто выбрал?.. На этот вопрос у доктора филологических наук Ю.Б. Орлицкого есть вполне исчерпывающий ответ: «По моим подсчетам, две трети современной поэзии – свободный стих и его формы, а силлабо-тоникой пишут в основном престарелые члены провинциальных союзов писателей. Но нужно же смотреть немного дальше собственного носа!».
Можно только позавидовать умению Юрия Борисовича подсчитывать количество строк, написанных всей поэтической братией России, яко же и его будетлянской прозорливости, умеющей видеть дальше собственного носа! Но я бы лично не позавидовал студентам Алтайской педагогической академии (город Барнаул), которым выпала возможность в октябре 2012 года прослушать, в частности, лекцию о «Современной русской поэзии», прочитанную этим приезжим из Москвы экспертом.
Я не был там, но боюсь, что поэтическая ориентация Орлицкого могла плохо повлиять на учащуюся молодёжь, которую он, словно некий нигилист-футурист, отваживает от уважения к вековым поэтическим традициям Руси-Матушки. И это – тем более, что в своём интервью (см. - http://altapress.ru/story/96711) куратор ежегодных фестивалей верлибра поэт Юрий Орлицкий заявил: «Действующих поэтов настолько много, поэзия последних десятилетий настолько разнообразна, что не укладывается в прокрустово ложе традиционных представлений о том, что такое стихи».
О том, что такое стихи, не знает и коллега Орлицкого по перу и наукам – поэт-авангардист, доктор философских наук, литературный критик и проч. – К.А. Кедров.
Константин Александрович, он же лауреат южно-корейской премии Манхе, он же президент Российского отделения «Пен-клуба», в недавнем интервью московской малотиражной газете «За калужской заставой» (номер 26\26 август 2013 г.) так и заявил:
«Никто не знает, какой должна быть поэзия».
Так и хочется посоветовать сиим учёным мужам и иже с ними: «Ну, спросите хотя бы у Александра Сергеевича Пушкина! Авось, он подскажет…»
Есть у авангардного поэта-философа и другие оригинальные сентенции, вдохновляющие на приобретение знаний, в том числе литературных. Например: «Есенин гениально всё сказал про стога, цветы и исчерпал себя. Дальше необходим культурный запас, образование. У Маяковского в известной мере наступил кризис жанра потому, что ему практически всё заменила коммунистическая утопия. А потом он захлебнулся»…
Конечно, нет сомнений, что лично К.А. Кедров знает много. Однако, в конце-концов, не важно, чтО в пылу полемики может поэт сказать невзначай или даже наговорить сгоряча; важно – чтО, какую продукцию, какие слова в порыве вдохновения он выдаст на-горА в виде стихотворных строк.
Илл.: Владимир Маяковский (Худ. - Ф.Хусаинов).
(Продолжение следует)