Скромен, чист, красив и прост
Этот призрачный погост.
Страшно подойти к калитке,
На которой лишь улитки.
Деревянная ограда.
Здесь покоятся с отрадой
Бывшие жильцы деревни,
По опросам очень древней.
Деревянные кресты
Сиры, скорбны и просты.
Пирамидой деревянной
Каждый памятник в туманной
И сырой маячит мгле.
Вот цветочки на столе.
Там конфеты, хлеба корки.
И клюёт печенье бойко
Сизо-белая сорока;
Нас увидев ненароком,
Хвостом длинным потрясла
И в туман седой ушла.
А под цементной плитой
Здесь лежит старик седой,
Там - со звёздочкою парень
Красотой открытой манит.
Всюду яблони и вишни
Зеленеют кроной пышной.
Там - замшелая сирень
Перегнулась за плетень.
Вот семейное надгробье:
Муж, жена, свёкор со свекровью.
Очень низкий частокол
Краской белой обошёл
Человек пятнадцать сразу.
Не была ещё ни разу
Я на кладбище таком.
Красный камень под кустом.
Надпись: "Отрок похоронен..."
За ним сразу - старый воин
В гимнастёрке, с орденами,
С длинным носом и усами.
Деревянные чужие
Стоят памятники злые
С утвержденьем: "Все вы смертны".
Жутко видеть эти склепы.
На могилках мальвы, ирис,
Георгины и кусты...
Мхом уж многие покрылись...
Но есть свежие кресты.
А в один высокий холм
Вбит какой-то серый кол.
Солнце брызжет сквозь туман.
Вон идёт сюда подсан
С полной банкой земляники
И букетиком клубники.
Нашим место показал,
Но никто туда не стал
Даже взгляд свой отводить.
Наших трудно убедить,
Что могильная плита
Для клубничного куста
Не является помехой.
Деревенский же со смехом
Стал ту ягоду клевать,
Чтоб презренье показать
К суеверию и смерти.
Но голодная, поверьте,
Не сорвала б в жизни я,
Что взрастит могил земля.
Только Дмитриев, Назаров
С бугорка сорвали пару
Ягод, сочных и отличных,
В этом месте непривычном.
Их стошнит теперь, наверно,
От сей трапезы, столь скверной...
Вдруг туман весь растворился
И обзор вокруг открылся.
Мы стояли у дороги.
Кладбище уж не убогим,
А красивым показалось.
И к его жильцам вдруг жалость
В моём сердце шелохнулась
И слезой я захлебнулась,
Задавила её в горле.
Поняла: какое горе
Перестать на свете жить,
Видеть всех и всех любить.
Интересно? Они знают,
Как о них я здесь вздыхаю?
Они чувствуют меня
В жизни в ярком свете дня?
Суходол. Кладбище. 1963 год.