Глазастый трутень, сброшенный с летка,
погибшие и не родившись ночи
сейчас напоминают многоточья,
след каравана, вверенный пескам,
перетекающим из колбы в колбу,
солёный бисер убегает по лбу
к подёрнутым барханами щекам.
Лицо пустыни и плевок верблюда.
В халате с тюбетейкой – чудо-юдо
склонилось в чай-хане над грязным блюдом
с объедками разрушившихся скал.
Лишь кончик языка над чёрным зубом,
улыбка вечера уже идёт на убыль,
но всё ещё влечёт издалека
пришпиленная к небу тень цветка.
2013