Пусть был бы я в машине винтик,
Зато душа была б в покое,
Пришёл с работы: ужин, видик,
Диван, жена и всё такое.
Всё, что написано, не шутка
Я смею вас уверить в этом.
Ведь вы не знаете как жутко,
Как одиноко быть поэтом.
Николай Зиновьев
Из поколения внутренне распорашиваемых людей; и, соответственно, поэтов тоже. Не только нынешним временем — оно, это поколение, изначально было таким, в 70—80-е, до второго пришествия «старого мира» на нашу землю, — словно предчувствовало что-то.
Даже Кузнецов подрастерялся перед неожиданным монстром, от захода солнца наползшим, буксовал несколько лет, но вышел на свои последние поэмы — представитель цельных! И единственных.
Есть ли такое чувство пути у Зиновьева? Стихи его — огромный мир, где столько вопросов-ответов, что не передумать, не объять. А дальше, дальше? По плечу ли дантевские задачи? «По сравнению со мной Данте мелко плавает», — не в шутку сказал Кузнецов о своих «Сошествии в Ад» и «Рае». Анищенко, если вспомнить, распорашивался уже не только во времени, но и в Кузнецове, а ведь был терзаем переживаниями не меньшего порядка и объема, чем Зиновьев...
Счастье, что Зиновьев совершенно самостоятелен, художественно монолитен. И сможет развиваться из «самого себя», даст Бог, еще долго и плодотворно. В грустных или радостных ипостасях — какая разница, лишь бы прорывно, вершинно.
Верю в это. И желаю выдающемуся поэту, ценя уже сотворенное им, одолеть новую Золотую гору, а заодно и своротить сыпуче-каменные холмы мелкого сегодня. Когда, может, поэтом жить и жутко, но винтиком-то прозябать — еще страшнее. Что, собственно, было и будет во все времена.
Ибо, хоть и «оттуда» сказано, а правильно: «Поэзия — видовая цель человечества».