Как раны твои глубоки
и час ожиданий – не ровен,
нарежу полоску строки
и вижу в ней капельки крови,
и вижу в краях забытья
обид неподъёмные гири,
а помнишь ли, Лада моя,
как ты прирастала Сибирью?
Как тигры амурской тайги
мирились со свистом казачьим,
и было: не видно ни зги,
да только казак наш был зрячим.
Свистели в руках топоры,
в страну превращались поступки,
и служат с той самой поры
границей казачьи зарубки.
И вновь, засучив рукава,
здесь рубщик орудует крепкий,
но рубка теперь такова,
что пули летят, а не щепки.
За доллар, иену и фунт,
под песню прощальную ветра –
зелёные реки текут
и прочь извергаются недра…