ХV11
Мой гость в геройствах не был
асом,
Зато мерзавцем - на все сто.
За ним не меньше получаса
Следила я из-за кустов.
Он был в овраге не впервые,
Ступал, как дома, тропы знал.
И голова на толстой вые*
Сидела гордо.
Он позвал
Хозяев, стукнув кнутовищем
Трёхкратно в тёмное стекло,
Потом погромче. И без слов
Ударил в дверь со всей силищей.
Обшарил домик и постройки,
Вниманьем одарил постав**,
Где были дедовы настойки
Из мёда и целебных трав.
Взбодрённый влагою хмельною,
С ружьём и полной сулеёю***
Мой гость, сияя, как Перун,
Прошел владыкой по двору.
А я за ним, как будто в прятки
Играя, шла.
Вот воин вдруг
Остановился у оградки:
В осанке - спад, в лице испуг!
Хозяев он считал, наверно,
Сбежавшими. Но - тут они!
Мертвы, всесильны...
Воин сник,
Сраженный мыслью суеверной.
Ружьё отбросив, как полено,
Он спешно преклонил колена,
Втянуаши в плечи свой кочан,
Крестясь двуперстно и шепча.
Он, видно, чем-то был обязан
Покойникам, судя по фразам,
Произнесённым в полный звук:
"...Я кровь не пил, я не паук...
Меня ты зря причислил к стервам!
А я, ты помнишь, в двадцать первом
Тебе урезал продналог?
Почти за так, свидетель Бог!
И нынче корыстные виды
Не снятся мне.
А коль служу,
Так не Антихристу гожу,
А правлю многие обиды****
За веру старую.
А ныне,
Ни шкуры не щадя, ни сил,
Я небу жертвы приносил...
И шел к тебе, яко к святыне,
За одобреньем.
Ты постиг
Святую мудрость..."
В этот миг
Донёсся плач.
Меня искали
Мои Алёнушка и Тит...
Бедняжки, ждать уже устали,
Им страшно.
Дождь всё моросит.
В овраге сумрачно и жухло,
Трава давно уж полегла
И пламя осени потухло.
Уже уставшвя пчела,
Промеж колод (перед зимою
Добротно утеплённых мною),
Холодный чувствуя зенит,
Не в каждый полдень зазвенит.
В погожий день ребятам воля -
В овраге тишь и благодать.
Просторов, правда, не видать.
Их вывожу, порою, в поле,
Чтоб осознать они могли
И неба высь, и ширь земли.
Теперь не выйдешь, небо - сито,
Теперь всё больше при свечах.
В гнезде у нас тепло и сыто,
Но скука детям - тот же враг.
Оравой глиняных игрушек -
И обожженных и сырых,
Я их снабдила.
А для них
Игрушкой главной был Петруша.
Комочек радости и прыти!...
Он ел, резвился, спал в корыте.
Ему на тяготы и страх
Плевать, он рос как на дрожжах.
______________
*Выя - шея (устар.)
**Постав - Настенный шкаф для посуды,
обычно без дверцы. (казач.)
*** Сулея - старинная четырехгранная бутулка
обычно синего стекла.
**** Обмды править - мстить, чинить расправы (устар.)
_____________
ХV111
... Лишь только плач до полицая
Сквозь шорох капель донесло,
Взвинтился он.
Его лица я
Не опишу, не хватит слов.
Затравленным, ужасным взором
Он огляделся, помертвел.
И, руки вскинув, прохрипел:
"Помилуй, Бог...
Ужель так скоро
Свершится надо мною Суд?..
Идут спалённые, идут...
Заступница, умерь мне кару..."
Он смолк.
Я вышла из куста,
К нему шагнула.
Цель проста:
Через секунду или пару
Яснее принят будет плач,
И дух раскаянья палач
Предаст преступному угару.
Что предпринять - мне ясно
было,
Решенью, действию - простор;
В руках налыгач и топор,
Я перед тем дрова рубила.
И, с топором на изготовку,
Скачком приблизилась к врагу,
Собой загородив винтовку
От мутных глаз.
В моём мозгу
Жестокий план:
Единым махом
Прикончить прихвостня громил.
Уж он бы нас не пощадил,
По оперенью видно птпху.
Видать, не зря о снисхожденье
Просил богов.
За привиденье
Меня со страху принял он,
Икнул - и пар из горла вон.
Тут подо мною,
будто яма
Разверзлась.
Падаю, дрожа...
И в сердце боль, как от ножа.
А дети рядом:
"Мама, мама!.."
Меня целуют, теребят.
А я сквозь боль запеть готова,
Впервые слыша это слово
От моих жалких голубят.
Х1Х
Хоть мне без надобност было,
Конём и новою могилой
Обогатился мой овраг.
Как раз в те дни могучий враг,
Как зверь, в капкан опавший лапой,
Метал кровавую слюну,
Признавши мудрость слова "Драпай"
Впервой за долгую войну.
С ним расставаться не желали,
Должно быть. И за Калачом*
Почти всю армию обняли
"Любезно" огненным кольцом.
А зверь всё жил и не сдавался.
Когда метлою помели,
Он в каждой складочке земли,
Как вошь в рубце, маскировался.
Однажды грозная ватага
Остановилась у оврага,
Где под землёю, при свечах
Петруша делал первый шаг.
Едва зверьё вошло в низину,
Раздался возглас;
"Пфэрд ист шён!"**
И конь был в свежую конину
Молниеносно превращён.
И разом с тем, в мгновенье ока
Был обнаружен мой тайник...
Смешались с бранью смех и крик.
И вот мы все - в снегу глубоком.
Кто без штанов, кто без рубахи.
Ко мне все трое жмутся в страхе.
Петро, Алёнушка и Тит
В надежде - мама защитит.
А я, кроме улыбки горькой,
Что дать могу?..
Чу! Что за звук?
Ведро, ударенное Зорькой,
Летит в сугроб из чьих-то рук.
Фашист не прекращал попытки
Доить корову.
А толпа
Таскала ящики к зенитке,
Уже стоявшей на попа.
Второй солдат, похоже, повар,
Уже подвешивал котёл,
А третий проводом оплёл
Терновый куст.
Радиоговор,
Не предвещая добрых дел,
К нам из землянки долетел.
А мы, прижавшись дружка к дружке,
Встречали пасмурный закат.
Фуфайуа и кусок дерюжки
У нас на всех.
Радист-солдат,
Почти старик, худой, бескровный,
Видать, морил его недуг,
Смотрел-смотрел на нас, и вдруг
Закаркал:
"Молеко! Коровний!
Ведро, корова! Бистро, Шнель!
Веди земляна с вой шрапнель.***
Мгновенье - и мальцы в постели.
Надолго ли? Пусть хоть пока.
Не даст корова молока -
Её до отёла две недели.
Что делать мне?
Тяну минуты.
Иду к костру за кипятком.
Ведро помыла, над огнём
Его сушу.
Их нравы круты.
Их за нос долго не водить.
Пора, пора идти доить.
И вот я в Зорькиной траншее.
Она дрожит, в глазах печаль.
Рубцы на рёбрах и на шее -
Побили крепко.
Как ни жаль,
Но рада я, простят мне боги:
Для отговорки есть предлоги,
Мол, от коров после битья
Не жди молочного питья,
По крайней мере, до рассвета.
Пусть подождут, не к спеху им,
Гостям непрошенным моим.
В овраге паника...
Что это?!
Внезапный блеск над головой...
Хлопак, толчок! И жуткий вой.
Он ближе, ближе... Сверлит уши,
Сжимает сердце, леденит..
Вот гром и хряск! Земля летит
Фонтаном бурым.
Дымом душит...
Ещё удар, и комьев град,
И жар немыслимый, и чад.
Но вот всё стихло.
Испарилось.
Ушло зловонье. Я встаю,
И свой овраг не узнаю.
О, Боже! Как всё изменилось!
Среди снегов землёю талой
Паруют черные места.
Обрыв ополз. А с ним не стало
Сараев, домика, скита;
По всей низине - цепь воронок,
Деревьев догорают кроны.
И тянется, стекает мёд
Из двух пылающих колод.
Фашистов нет.
Как ветром сдуло.
Сбежали, может полегли.
Лишь искорёженное дуло
Торчит корягой из земли.
Я отдышалась, и стрелою
Лечу к землянке.
Что же тут?
А ничего. Ребята ждут.
Их лишь припудрило землёю.
Свеча горит, уютно в хатке
Подземной.
Словом, всё в порядке.
Постой! А чья это спина
Бугрится из под топчана?
"Ага, радист...
Вылазь, служивый.
На радостях, что дети живы,
Тебя, паскуду, пощажу.
Ступай нах хауз.**** Не держу.
Поешь в дорожку, вот конина.
И, может статься, до Берлина
К весне пробьёшься, как нибудь.
А за приём не обессудь."
Солдат беспомощный и кроткий.
Отвисла челюсть, дрожь в рукках,
Глаза от страха и чахотки,
Пусты, мутны, как два плевка.
Он убежал.
В вечернем мраке
Зависло карканье вояки:
"...Нет-нет Берлин! Их воле***** плен...
Гарантий жизен... Данке шейн!.."
____________
*Калач-на-Дону - недольшой город, западнее Сталинграда.
** Прекрасная лошадь (Нем.)
*** Начинка противопехотных снарядов, состоящая из шариков
и прочих мелких предметов. Здесь: мелюзга.
**** Нах хауз Домой (нем.)
ХХ