Если рано, еще до рассвета очнусь от нелепого сна,
От горячки фантомных объятий – услышу, как сердце колотится в горле.
Пробежит по лицу мне, повеявший от окна,
Сквознячок – как привет белокровной зимы, воцарившейся в городе.
Призрак старости, смерти ли, неопрятен, придурковат,
Лысоват, рябоват, за окном промелькнет обреченно и нище.
Я-то в чем виноват? В общежитьях столетье подряд
Пахнет грубой тоской, теснотой и прокисшею пищей.
О, калифы на час, что вам грезится в душных углах?
Хорошо, если за ночь немного рассеется дым и спадет возбужденье.
Так на лестницах тихо, как будто на тихих крылах
Опустилось сюда понимание и всепрощенье.
Я забуду совсем, что за год на дворе, что за век.
Захочу – и во дворик любой забреду без опаски.
И старуху-процентщицу, потому что она человек,
Поцелую в мышиные красные подслеповатые глазки.
Хорошо и пустынно на улицах, будто и не было бед,
И всего лишь какой-нибудь частный, почти фантастический случай
рассказан в романе.
Только снег на решетках ажурных, на крышах и газовый свет,
И одна бесполезная теплая двушка в кармане.
1988 г.