Утром, в потемках, едва разлепив глаза,
Заново привыкаешь к тому, какова реальность.
Будильник исходит стрекотом, как жирная стрекоза,
За ночь нажравшись времени. Колоссальность,
О, колоссальность провинциальной жизни! – вот,
Вот что ты шепчешь, в набитый садясь автобус.
О, колоссаль!.. – повторяешь, втянув живот,
Ибо живот соседа круглей, чем глобус.
О, многогранность! – бормочешь, опять сходя
В лоно родной конторы, где пахнет гнилью.
О, безнадежность! – лепечешь: - Кошмар!.. Хотя
Кто, как не ты, сам же сделал все это былью?
Мысль так аморфна спросонок, она скорей
Даже не мысль – ощущение тихой боли,
Вроде извечного: - Господи, что с моей
Сделал судьбой ты? Иначе не мог Ты, что ли?
Как без истерики можно прожить в стране
Столь героической, с вечной загадкой Сфинкса?
Впрочем, страшней другое, страшней вдвойне
То, что ты свыкся.
1989 г.