Истекая теплом (такие дела, товарищи)
льда отрываю бинты, оголяя плоть её,
с открытой раны реки, незаживающей,
на довольно малой родине Заболоцкого.
В этом городе я человек без прошлого,
ощущая к нему (отнюдь, ничего личного)
не презрение, но, достаточно прочное,
безразличие?
Город графоманов, их дифирамбы данности.
Город огородов, погрязший в киче ли,
в избитости ли? (Личное – в дар нести!)
Город – рафинированной – ограниченности.
Утро. Замогильное. Несказанно мрачное
утро. Я плетусь на работу, сравнение
приходит на ум: я очнулся в гробу, пряча не
украденное, а своё собственное забвение...
В этом городе – я человек из будущего.
Моего прошлого нет здесь, но день и я,
в ногу шагая, движутся в центр ебучего
конца эпохи, закончившейся до моего рождения.
Город – закосневший в суждений грубости.
Город – любых лишённый возможностей.
Город Безысходность, ставящий в ступор стих.
Город Омертвелость, тонущий в заторможенности.
Не могу передать до чего унизительно,
пресмыкаясь перед бычьём, мещанами,
вкалывать до пяти приблизительно,
поступаясь своими реальными планами.
Земли ожиревший труп (туника, брошь его
в виде аллеи) из-под снега торчит задушено.
В этом городе – я человек без прошлого!
В этом городе я – человек – без будущего!...