Как только в Городе начинала бушевать весна, все сходили с ума. Первыми были птицы, которые заводили самые разнообразные песни, рассевшись на еще пустующих ветках деревьев. Земля покрывалась порослью, нахально зеленеющей везде, где только могла протолкаться сквозь камни и асфальт, а уж на газонах, в парках и скверах, разнообразие первой растительности просто поражало. Было ощущение, что весна выглядывает из-под земли, чтобы убедиться в готовности мира к ее приходу.
Вторыми были женщины, - они, заслышав лишь трели птиц, расцветали раньше цветения деревьев. Несмотря на еще холодные северо-восточные ветры, а весной они были довольно часты в Городе, все женское население, почти без исключения, начинали менять шкурки, сбрасывая зимние наряды и заменяя их весенними. Если бы спросили, как выглядит весна, то, без сомнения, я б ответил: она похожа на женщин моего Города, на всех в целом и каждую в отдельности. Их красота была настолько потрясающей, что, порой, казалось нереальной. Особенно это наблюдалось весной, поэтапно обозначая все новые и новые грани, в совокупности переливающиеся драгоценным сиянием, прямо слепило глаза.
О, эти женщины моего Города! Сколько прекрасных мгновений связано с ними. Если Александр Сергеевич запомнил Чудное Мгновение, явившееся ему в образе Дамы, красота которой, с точки зрения южанина, не бесспорна, то написать такие строки об одной только Даме Города было бы кощунством по отношению к остальным. Ее величество Природа славно потрудилась над прекрасной половиной, цветущей там. Я уже говорил о смешении всех рас и народов, как об одном из главных факторов женской красоты, но, на мой взгляд, не менее важным фактором являлось то, что яркость красок среды обитания могла притушить привлекательность женских качеств, если они усреднены, а при значительном численном превосходстве женского населения в Городе, сложившемся на протяжении многих лет по разным причинам, серость была бы просто не заметна, не воспринята и, как следствие, - неминуемость демографической катастрофы. А Природа, не промах, дала себе волю, привлекши все краски, фантазию и творческий потенциал. Результат не замедлил сказаться, причем, в таком разнообразии видов и форм , что, как говорится, превзошел все ожидания.
И вот я на весенней улице, - в ушах звон птичьих голосов и тоненьких каблучков-шпилек, в глазах хоровод волос, юбок, шарфов, косынок, брошек, сережек и еще чего-то неуловимого, но магически привлекательного. А навстречу шла моя Милая Дама. Уже издалека я узнавал ее неповторимую походку, - следует оговориться, практически всех своих знакомых я достаточно уверенно различал по походке, а что касалось ее, то мог узнать в толпе самых потрясающих красавиц безошибочно. Тем более, что Город знакомил меня с ней постепенно на протяжении долгого времени, раскрывая все новые и новые стороны этой удивительной женщины.
Вначале, он показал ее издалека, когда на Брод высыпали стайки школьных выпускниц, что повторялось регулярно из года в год: девушки, с замиранием сердца, впервые выходили самостоятельно на Главную Улицу и, держась внешне независимо и самоуверенно, вопросительно поглядывали на проходящих молодых людей, как бы спрашивая: «Ну как я вам?».
Она шла среди школьных подруг, как в букете, однако нисколько не потерявшись среди нарядных юных прелестниц, недаром среди близких друзей ее, заглаза, называли – Изюминка. Мы встретились взглядами, едва улыбнулись и разошлись. А Город расхохотался – он то знал, что сделал свое «черное» дело и вопрос лишь во времени.
После я встречал ее всюду – на Пляже, их компания располагалась недалеко от нашего места, на Главной Улице, где она стала появляться регулярно, на набережной у Реки, в Парке и как не старались мы жить каждый сам по себе, пути наши все сближались и сближались, Город приучал нас к мысли о неотвратимости встречи. И когда эта Встреча произошла, я почувствовал, где-то в подсознании, всю торжественность момента, набросив на ее хрупкие плечики, зябко вздрогнувшие от прохладного вечернего ветерка, свой грубой вязки свитер, в котором она почти утонула.
Удовлетворенно хмыкнув, Город зажег на Проспекте фонари, до этого таившиеся в густых кронах деревьев, и наблюдал за нами из подворотен с отеческой нежностью, подсказывая нужные слова и поощрительно ерша мои коротко остриженные волосы. Мы шли, не замечая окружающих, увлеченные беседой, которая лилась легко и непринужденно и которая продолжается и по сей день...
Лишь на закате наших дней
Осознаем мы чувство «нежность»
И превращается в Безбрежность,
Что было меж Тобой и Ней.
Стихает жар огня страстей
И уже лист осенний клена,
Что был вчера еще зеленый,
Кружит между Тобой и Ней.
Лишь на закате наших дней...
Лишь на закате наших дней,
Как две реки в одну сливаясь,
За все грехи уже раскаясь,
Не подгоняем мы коней.
И тихая печаль, как сон,
Что свила на ресницах гнезда,
Возносит нас к звенящим звездам,
И колокольный дальний звон
Струится дымкой между крон.
Лишь на закате наших дней
Вдыхаем грудью дух акаций,
Не нужно больше декораций
В театре призрачных теней.
Без масок лица оживают,
В глазах безудержность огней,
Как мост между Тобой и Ней,
Мерцая, тихо возникает
Лишь на закате наших дней.