В жаркий полдень, под взглядом безжалостно яркого солнца,
взяв бинокль и флягу, я вышел следить за равниной -
от пригорка, где дерево служит тени у колодца,
за ветрами, текущими над шелушащейся глиной,
я скучал, неизвестно зачем и откуда пришедший,
без причины кричать стал слова, о судьбе и структуре,
и как будто ответил мне ветер, и как сумасшедший
стал бросать мне в глаза желтый прах, и приблизилась буря,
Час раздумий прошел, я спустился, как требовал ветер,
к колесу, чтоб вращать его злой и скрежещущий обод -
пустоту между небом и прахом наполнить гуденьем,
чтобы спящие в глине ответили робким молчаньем,
хлынул дождь, зашипел и отпрянул, и снова, где суше
стал касаться горячей земли, и зашелся туманом,
из клубов проступали нелепые первые души,
прижимались к грязи и давали ей форму и разум,
Час молитвы прошел, и забавные люди из глины
поднимались с земли, и ломались, и снова с начала -
я учил их искать, строить лодку из шкур и растений,
и остыла земля, отступив, а вода прибывала,
и земля стала морем, и звезды зажглись над пучиной,
и пронзили ее острым светом, как копьями жертву,
и метался над волнами ветер, лишеный опоры,
и пропал, растрепавшись об звезды на волны и брызги,
Час творенья прошел, люди в лодке кричали и пели,
набирали в ладони воды, разноцветной и пенной,
и вода простиралась от края до края вселенной,
и глаза их искали огня, чтобы стало теплее,
и тогда снова солнце затмило другие светила,
и кусало лучами людей, и расплавилось море,
стало небом, и лодка легко, безмятежно парила,
как парят в тишине, когда некуда, незачем падать
Час надежды прошел, изнуренный, израненный ветер
вновь сгустился из клочьев и капель, и стал с постоянством
разгонять облака, и застывшие люди крошились,
и их прах желтой тканью укрыл под собою пространство.