Господи. Я грезил Амстердамом.
Рембрандта хотел увидеть там...
Прочь, мечта! Я от неё упрямо
Ухожу по прожитым годам.
Я рождён на хуторе Прудки,
Я крещён на хуторе Садки.
А потом – Качалинская.
Далее
Не Бразилия и не Италия –
Волга и Царицын-Сталинград...
Следом путь в Саратов. Я впервые
Вижу мир большой... Я очень рад,
Что в Москву дороги ветровые
Занесли меня. А из неё
Брянск меня позвал служить солдатом.
Бал окончен. Встали под ружье
Мы – ещё юнцы, ещё ребята.
И пошло: Карелия, болота...
Следом Заполярье...
Не охота
Мне рассказывать о пнях гнилых.
Лучше о посёлках огневых.
Где валялся в госпитале...
Кола.
После – Мурманск. Двадцать третья школа.
Но и всё же Яр-фиорд
элегией,
Пусть студёной, в душу мне запал.
Северная мшистая Норвегия,
Я тебя рыбачкою узнал.
А потом три месяца в Кеми,
Время, говорил я, не томи.
Ждут меня МИФЛИ и МГУ.
Я еще за парту сесть могу.
Я еще не позабыл Прудки.
А ещё мне хочется в Садки.
А Саратов? Разве я забуду.
Сколько я в душе понёс оттуда?
Я не знал, бывало, года сытого.
Но не раз Юстицкий и Мельситова
(Музыка их душ во мне звенит)
Будто поднимали нас в зенит.
Я не знал, что впереди Воронеж,
Что ему полжизни я отдам...
Не летите ветром, годы-кони.
Я ещё увижу Амстердам.»