Я смотрела, как месяц на небе гаснет
растворяясь мерно во мгле незримой.
Первый рыжий луч показался миру,
словно пламя, пылая горячей страстью,
и рассвет расходился широким клином,
розовея прозрачным жемчужным дымом...
Кроме глаз твоих
нет ничего прекрасней
Солнца,
восходящего над Иерусалимом.
Набирая силу под светом ранним,
белоснежный миндаль раскрывался снова.
И одна за другою струились строфы
"Шир ширим",
растворяясь в густом тумане,
расплавляя в мирру крепчайший камень...
Кроме губ твоих
нет ничего желанней
Воздуха,
окружающего Голгофу.
Окружая теснее дома из камня,
собирались тучи в безумной пляске.
Словно самой темной и страшной маской
непроглядной тьмой укрывалась память.
Словно в целом мире поблекли краски,
покрываясь бесцветной и мертвой ряской...
Кроме слез твоих
глубже ничто не ранит
Черной ткани,
развивающейся над Аль-аксой.
Я смотрела, как солнце горящим крУгом
за холмом скрывалось, как за порогом,
как вилась на Масличной горе дорога,
уходящая дальше и выше к югу.
Если света осталось совсем немного
остается нам только смирять тревогу...
Никого нет на свете
мудрее
Бога.
Подарившего наши сердца
друг другу.