Придет день, час и ты поймешь, что не сможешь больше жить так, как прежде. Чужими покажутся стены родного дома. В простой одежде ты однажды уйдешь бродить по свету, чтобы снова обрести себя…
Художник Чарский вернулся домой только к вечеру. Это был первый по-весеннему теплый и светлый день. После долгой зимней блокады земля, наконец, сняла свой тесный ледяной панцирь. Она парила мглистой сизой дымкой и пробивалась между каменных плит бледной травой. По Фонтанке гулял ветер и морщил темную воду среди островов тающего льда.
После накопившейся зимней усталости эта весна не принесла ему чувства обновления и радости. Под его кистью все получалось блекло и серо. От долгой работы за мольбертом у него сегодня опять ломило спину. Бросив в угол заляпанный краской этюдник, он разделся и привычно заглянул в зеркало. Оттуда на него смотрела бледная, почти бесплотная тень. Сквозь нее даже была видна его картина с двумя обнаженными женскими фигурами. Этот призрак расслабленно помахал ему рукой и медленно растворился. Чарский осторожно коснулся зеркала рукой и протер глаза. Зеркало было на месте, но его отражения там уже не было. Все окружающее его предметы тоже показалось до странности серыми, будто в комнате наступили поздние сумерки. Казалось, мир вокруг него потерял свой обычный цвет. Чарский добавил света, но темнота не отступала.
В его висках настойчивыми толчками пульсировала кровь…“Вот же, почудится всякое. Так недолго и коньки отбросить. Тоже когда-нибудь растворюсь подобным образом. Нужно поменьше грузиться работой и давать себе короткий отдых”.
Чарский плюхнулся в свое любимое старое кресло всем весом, но оно даже не скрипнуло. “Теперь и оно меня предало, молчит самым бессовестным образом. Словно подсказывает, что меня уже нет среди этих вещей”. Может дело совсем не в освещении, просто у него снова появилось давящее ощущение тупика. Значит он снова что-то потерял в своей жизни...
Следовало воспринимать новую ситуацию по возможности спокойно, нужно было просто закрыть глаза и подождать. Что-то подобное он уже испытывал раньше… Странная связь его внутреннего состояния с другим миром, потусторонним и призрачным. Там, словно, идешь по самому опасному краю, но всегда возвращаешься обратно. Увиденный таким образом мир можно было запомнить и нарисовать. В этих фантазиях даже знакомый ему город превращался в причудливый мир, окутанный таинственным полусветом. Это было царство искаженных перспектив и темных узких переулков, домов с фасадами из встревоженных человеческих лиц и каналов с горбатыми мостами и летающими грифонами…
Чарский пугался, но всегда с нетерпением ожидал своего особого состояния. Оно начиналось почти одинаково: сначала его давила тяжесть перегрузки, а потом к нему приходило блаженное состояние невесомости. Он чувствовал состояние полета и превращался в Космического Странника. Океан звездной пыли, ощущение Вечности и небесной Пустоты… Они притягивали его своей запретностью и были опасны для души. Даже для него, Космического Странника.
Как спасти себя, свою странную двойственную натуру? Такие мысли часто преследовали его. На земле добро и зло не разделено и не противопоставлено, оно не подлежало вознаграждению, ни осуждению. Все зависело только от решений сильной личности, но он никогда ею не был и уходил в другой мир.
Когда же все это началось? Конечно, на Юшкозере (Jyskyjаrvi), среди дремучих лесов Северной Карелии и затерянных поселений-призраков вместе с их сдержанными и не слишком многословными жителями. Если глянуть на карту Северо-запада, то под самым полярным кругом можно увидеть полоску русской земли с сотнями лесных рек и озер между границей с Финляндией и берегом Белого моря…
Это случилось лет десять назад, кажется, в начале июня. Чарский тогда взял отпуск и приехал туда, чтобы сменить обстановку и отдохнуть от надоевшей городской суеты. Образно говоря, это можно было назвать обращением "к истокам" или возвращением в мир природы, к своей первоматери.
Добирался он туда на неторопливом поезде мимо бесконечных красноватых болот, чередовавшихся с темными чащами и редколесьем каменистых грив.
Это уже не глубинка, бери больше… Старые, потемневшие от времени деревянные постройки, разбросанные по берегам рек Чирка-Кемь и Кемь и трем островам, которые соединялись между собой шестью качающимися деревянными мостами. Все выстроено лицом к воде, потому что вода - главная артерия и без лодки здесь не живут. С давних пор умение строить лодку очень высоко ценилось в этих местах и почиталось за настоящее искусство. Оно передавалось из века в век, из поколения в поколение, как и умение петь местные песни-руны. Старые люди еще говорили здесь на незнакомом ему карельском языке, но молодежь уже плохо знала его. Занимались в этих местах по большей части рыболовством или заготовкой леса. Потом леспромхоз закрыли, и работы для местных не стало совсем. Выживай, как хочешь. Такое место можно было бы назвать вымирающим. Однако многие дома и сегодня выглядят крепкими и превращались новым поколением в дачи. Рядом огороды, бани и лодки по берегам. Летом грибы и ягоды. Да и "Финка" близко - окно в Европу. Живут люди…
Есть в Юшкозере часовня Успения Пресвятой богородицы, красивая и ладная. Старики рассказывают, что православный храм здесь горел дважды. Только народ в деревне в церковь и по праздникам редко ходит, все больше со своими лесными и водяными духами общаются. Говорят, что очень даже помогает. Тут с природой нужно дружить, нельзя иначе. Одно слово, язычники, как и много веков назад. Когда-то в этих местах собирались руны знаменитого эпоса “Калевала”. Получалось, что место это было даже очень привлекательным и романтичным. Саму деревню местные называют между собой ласково: “Юшка”. Если заглянуть в толковый словарь, то этим словом в просторечии называли кровь, уху и водочную бутылку с квадратным дном. По странному стечению обстоятельств, все это имело немалое значение в местной жизни.
Чарский поселился в бревенчатом доме на самом берегу. Их здесь охотно сдавали приезжающим. Теперь у Чарского имелось большое окно с шикарным видом на озеро. Внутри дома неистребимый горьковатый запах плесени и старины. Наверное так и должно пахнуть время или что-то уходящее... У него рюкзак, легкий мольберт, краски и пачка грунтованного картона. Можно запросто бродить по этим живописным окрестностям, слушать тишину леса и находить для себя удивительные фантастические сюжеты. Что же могло быть лучше?
Во всем этом чувствовалось начало какой-то сказки. Налетел ветер и тревожно заходили над головой верхушки берез. Чарский слышал их зеленый шум и далекие голоса. Вот эти гранитные валуны, покрытые цветным лишайником, удивительно похожи на ватагу свирепых викингов. Они волнами спускались с холма поросшего корабельными соснами. Их каменные тела бугрились могучими мышцами, хмурые покрытые бесчисленными шрамами лица словно застыли в немом боевом крике: “Ver thik, her ek kom!” ( Берегись, я иду!)
Под ногами раскинулся ковер из светлого мха. Он совсем скрадывал звук шагов, и поэтому можно было двигаться неслышно, как дикий зверь. Внезапный свист и резкий щелчок над головой заставил Чарского присесть. В двух дюймах от его головы в ствол осины вонзилась короткая стрела. Из-за ближайших деревьев показался рыжебородый воин в шлеме и красной тунике. На крепкой шее качался амулет в виде молота. В руках у него короткое копье и деревянный щит обитый твердой вареной кожей, следом за ним последовал второй, третий… У них на плечах синие плащи, на поясах ножи-скрамасаксы или мечи. Воины прошли через него, как проходят, или скользят тени от лесных деревьев великанов. Чарский попытался последовать за ними, но там дальше начинался мертвый, черный ельник и играющее под ногами болото. Идти без риска дальше было нельзя.
По лесу дымкою все еще стелился утренний туман, струями стекался в топких лощинах. Где-то вверху над лесом уже поднялось и грело летнее солнце. Теперь туман начал клубиться и таять. Он играл в нем цветной радугой и бесчисленными зеркалами росы в высокой траве. В этой игре света прямо на глазах вырос целый деревянный городок с избами, частоколом и сторожевой башней. Края этого странного видения были дрожащими и непрерывно менялись. Ему захотелось прикоснуться к этому чуду, и он направился к возникшей перед ним улице. Странное чувство появилось у него. Он верил и не верил в происходящее…
Все это можно было бы легко признать за мираж или игру света, но этот возникший призрак со всеми своими домами отражался и уходил своими очертаниями в беспокойную водную гладь Юшкозера. Скоро туман совсем окружил его, и он стал слышать голоса живших там людей. Он даже понимал их язык. Потом рядом с собой увидел молодую женщину. На ней была тонкая льняная рубаха с прямыми рукавами и несшитая юбка из трех полотнищ. На плечи у нее наброшен платок, в волосах была красная лента, витая нитью жемчуга. Скоро возле него собралась целая толпа, кажется, они совсем не замечали его. Когда солнце поднялось еще выше, видение стало ломаться и постепенно исчезло, но еще долго вода озера хранила его причудливые тени.
Чарский присел на берегу и с интересом разглядывал необычно подвижную поверхность озера. Подхваченные течением листья медленно кружились на ней, словно вычерчивали неведомые ему знаки. Казалось, что вода здесь была какой-то особой живой субстанцией, которая внимательно следила за ним и читала его мысли. Это он почувствовал с самого первого дня своего приезда. Теперь Чарский встретился с ней взглядом и вел молчаливый диалог. Неожиданно, у него быстро ушло все внутреннее напряжение, а мысли потекли медленно и неторопливо. Казалось, что время теперь остановилось, и только душа все еще стремилась за движением воды и рождала ощущение бесконечности.
Место было безлюдным и он, раздевшись, смело шагнул в воду. Теплая и прогретая на песчаном мелководье, вода манила дальше, на глубину. Когда дно окончательно ушло из-под ног, он окунулся с головой. Чарский быстро почувствовал обжигающий его ледяной холод. Он сковывал движения и тянул вниз мертвой хваткой. Проплыв еще несколько метров, Чарский торопливо выбрался на поросший тростником берег. Потянуло холодным ветром, и он с удовольствием снова оделся, застегнув куртку до самого подбородка. Местный климат и летом не отличался пляжной погодой. Окончательно согревшись, он с наслаждением растянулся на берегу. Вспоминая пережитые волнения на прогулке, Чарский совершенно забылся.
Неожиданно качнулись соседние кусты, и на поляне появилась лисица. Походка, у нее петляющая, бежит – словно танцует. Она почему-то совершенно не испугалась его. На мгновение лисица застыла на одном месте и встретилась с ним взглядом. Глаза у нее умные, почти человеческие… Звериный инстинкт совмещенный с неведомым ему мощным интеллектом... Еще миг и нет ее уже, будто и не было вовсе. Чарского поразила уверенность, с которой вел себя этот сильный и красивый зверь. Похоже, он не отделял себя от окружающей дикой природы, это была его среда.
В этот миг Чарский особенно остро почувствовал ту бездну, которая всегда существовала между ним, современным городским жителем и всем этим незнакомым миром. Все это уже из области совершенно утраченного, взращенный цивилизацией человек здесь слаб и немощен... Казалось, природа и сейчас совсем не торопилась его принимать и о чем-то предупреждала.
Прошло еще около часа или больше. Неожиданно он услышал что-то похожее на песню. Точно, это была песня и голос женский, чистый такой, нежный… Песню он не запомнил. Кажется, это был разговор девушки с кукушкой. “…садилась она - стала песни петь, распускала перья до сырой земли. ... А одна красна девушка смелой была, она спела Пеpуну, пуская венок: ... Там совьем мы, кукушка по гнездышку, и застелем его черным бархатом, и украсим его чистым золотом…”
Чарский затаился и постарался ничем не выдать своего близкого присутствия. Сквозь заросли речного тростника он увидел девушку в цветном красном платье и распущенными светлыми волосами, настоящая русалка. Она смеялась, разговаривала сама с собой. Еще через мгновение она, сверкнув белым телом, опустилась в озеро и поплыла. Похоже, совсем не боялась холода.
Теперь Чарский испытывал неловкость за свое нечаянное присутствие, но изменить ничего уже не мог. Более того, он и не хотел этого. Эта странная девушка уже совершенно увлекла его. Казалось, что здесь она появилась совсем неслучайно. Что если между ней и всем происшедшим в лесу существует какая-то загадочная связь?
Чарский как бы случайно встретился с нею четвертью часа позже и спросил короткую дорогу к поселку. Похоже на нее подействовал его мягкий просительный тон. Дальше по лесной тропинке они пошли вместе. В ней сразу чувствовалась какая-то особая искренность и доброта. Это сразу привлекает мужскую половину, словно подает надежду на возможное знакомство и возбуждает желание выглядеть галантным кавалером. Чарский тогда невольно залюбовался ею. Нет, она совсем не похожа на местных девчат с их застенчивыми лицами. Его незнакомка, несомненно, была городской, высокая блондинка лет около 25-ти, держалась легко и непринужденно. Просторное красное платье свободно и красиво обвивало ее стройную фигуру. Лицо ее, однажды увидев, уже трудно забыть, но еще труднее вспомнив описать. Особая прелесть заключалась в больших серых глазах, ежеминутно излучавших наивность и добродушное лукавство. Ее молочно-розоватый тон кожи, кажется, был совершенно не тронут загаром. Она могла показаться немного полной, но это нисколько не портило ее.
Они сразу и легко заговорили, не мучаясь и не подбирая при этом слова, как это иногда случается между незнакомыми людьми. Девушку звали Анни и она приехала сюда к своим знакомым, живущим на острове Антикайнена. Здесь она работала над темой своей диссертации связанной с изучением национальных особенностей карельского этноса. А еще она писала стихи и рассказы. Действительно, разве можно равнодушно глядеть здесь на окружающую красоту?
Теперь Чарский смотрел на нее уже совсем иначе и старался уловить каждое ее слово. Это показалось продолжением путешествия в затерянный мир, к которому он случайно прикоснулся. Он обратил внимание, что походка у девушки очень легкая, танцующая. Так обычно умеют ходить по лесу охотники, часто подражая при этом своими движениями дикому зверю. Теперь Чарскому очень не хотелось, чтобы девушка тоже исчезла, как и все увиденное им сегодня.
Анни указала ему на большую, поросшую лесом скалу, похожую на голову спящего богатыря: “Это мой старший брат, великан Випунен, вросший в землю. Герой эпоса карелов, богатырь Вяйнямёйнен, как-то попытался разбудить его и раскрыть ему громадный рот, но тот проглотил героя и он оказался в преисподней. Провал действительно находился в самом низу скалы – это был вход в загробный мир. Вяйнямёйнен пришел туда, чтобы получить от великана три слова, необходимые для создания чудесной лодки. Построив ее, герой смог отплыть в Похьёлу и просить руки северной девы.
- Как же тогда любили все усложнять , - Чарский осторожно потрогал каменного великана за бороду. Из зияющего провала внизу тянуло могильным холодом.
- А вы, наверное, хотите все в жизни получать очень легко, - улыбнулась Анни. – Эта северная дева, однако, предпочла не героя-богатыря, а простого кузнеца Ильмаринена, за которого и вышла замуж. Только никому не говорите об этой скале. Весь этот мир может легко исчезнуть, если к нему прикоснутся грубые и неумелые руки. Многие люди не умеют общаться с природой.
- Не тревожьтесь. Даю вам честное слово.
- Вы мне правду говорите?
- Я простой человек и приехал сюда всего на две недели, а там и совсем уеду.
- Может, и не обманите. Но признайтесь, что вы меня на дороге встретили совсем не случайно.
Анни поглядела на Чарского с испытывающим недоверием. Он, не сморгнув, выдержал ее взгляд. Маленькая хитрость, которую он сегодня применил, не отягощала его совести.
Чарский не удержался и рассказал ей о странных видениях, которые он сегодня видел у озера. Анни отнеслась к этому сообщению серьезно. Правда, случалось такое редко, не всем этот мир открывает свою дверь. С ее слов – это место у многих людей давно считалось особенным. Случалось, что именно сюда приезжали восполнить свою энергетику практикующие по городам и весям колдуны и экстрасенсы. Это, несмотря на то, что поселок Юшкозеро на первый взгляд выглядит обычным красивым местом. Вот разве мосты здесь действительно уникальные… Но так думают только непосвященные. Анни и сама видела, как на поверхности Юшкозера кружилось белое платье. Потом странное видение исчезло…
Здесь неподалеку есть районный центр Калевала. По-старому он назывался Ухта. Это место побогаче на достопримечательности и не обойдено туристами, которые ездят туда из соседней Финляндии. Создали там рунопевческий музей Калевалы, даже нашли высохшую сосну, под которой по преданию финский доктор Элиас Леннорот слушал и записывал песни-руны местных карелов. Вот только ощущения мистики там почему-то нет в помине. Похоже, тайна любит патриархальную тишину и быстро выветривается с приходом ручейка евродолларов.
С того дня Чарский стал частым гостем в домике на острове Атикайнена, где жила Анни. Ее знакомым до всего этого совсем не было дела. По обыкновению Чарский иногда приносил им какие-то маленькие подарки. По уговору Анни часто провожала Чарского домой. На лесной дороге у них всегда завязывался какой-нибудь интересный разговор.
Они обычно проходили по узкому пешеходному деревянному мосту. Было высоко – метров 6 где-то, внизу вода. Мост трясся, качался и уходил из-под ног. Если в это время еще и закрывать глаза, то возникало жутковатое ощущение полета. У моста в это время появлялись крылья. Заметив нерешительность Чарского, Анни улыбнулась…
- На праздник Ивана Купала с этого моста люди, одевшись в старинные национальные платья, прыгают в озеро. Вам бы еще и на это посмотреть…
Анни знала много интересного из карельского эпоса. Она живо рассказывала о сказочных похождениях богатырей Калевалы. Удивительно, но многие из них совершали свои подвиги не при помощи физической силы, а посредством заговоров и колдовства. Они сами могли принимать разный вид, превращали других людей в животных, деревья и камни, переносились чудесным образом с места на место, вызывали морозы, туман или дождь. В этом было странное единение с природой. Карелы ощущали ее, как равную себе, различали в ней добро и зло, поклонялись и молились. По преданию, человек, который знал руны-заговоры мог творить чудеса, а звуки извлекаемые музыкантом Вяйнямёненом из кантеле покоряли природу.
Многим героям карельского эпоса было совсем не чуждо и все человеческое, поэтому в нем часто присутствовала любовная линия. Только в отличие от славянских песен в них было куда меньше лирики и преобладало здоровое плотское начало.
Сюда, на Юшкозеро, Анни приезжала каждый год и жила по несколько месяцев. От города она уставала, там ей часто просто не хватало воздуха и тишины, которые здесь давал лес. Даже настоящие белые ночи по ее словам были совсем не в Петербурге, а именно здесь, в Карелии. Кажется, вся она была отдана этим местам, только здесь жила по-настоящему и находила свою силу. Здесь ей всегда особенно хорошо работалось. У нее тоже были в лесу свои деревья и камни, которым она давала человеческие имена и даже разговаривала с ними.
Все для нее было особенным, даже цвет воды на озере в часы заката, который она больше нигде не видела. Иногда душа ее наполнялась безотчетной радостью, и тогда она говорила ей, что она скоро станет известным ученым и писателем. Когда она, не мигая и долго, смотрела на несгораемую полоску заката в белую ночь, то ей виделся успех, толпы восторженных людей, музыка и сама она в красивом платье. Ей сыпались цветы и поздравления. Кажется, для полного счастья кто-то еще должен был обязательно быть рядом с ней, близкий человек и божий избранник.
Шло время, Чарский и Анни все сильнее и крепче привязывались друг к другу. Между тем о любви между ними не было сказано еще ни одного слова, хотя быть вместе для них сделалось потребностью. Их взгляды все чаще встречались, и Чарский начинал понимать, что он теперь совсем не безразличен Анни.
Так получилось, что для Чарского наступило время уезжать обратно в город. Они все медлили и, казалось, что уже никогда не скажут друг другу самого главного. Все случилась в самую последнюю ночь на Юшкозере. Для них обоих эта ночь стала чем-то удивительным и ярким, как вспышка далекой звезды. Свет от нее потом идет очень долго. Иногда, когда самой звезды давно нет…
Чарский будет долго помнить медленное и убаюкивающее покачивание лодки, их песни и разговоры у костра до самого утра. Запомнит нежное лицо Анни, внезапно осунувшееся, с появившимися голубыми тенями вокруг глаз. Она почувствует его взгляд и улыбнется ему. Потом будут долгие дни и месяцы ожидания, редкие мгновения новых встреч…
Космический Странник по-прежнему сидел, откинувшись в своем кресле. Глаза его были закрыты, казалось, он спал. Странник уже давно не управлял своим кораблем, все осуществлялось в автоматическом режиме. Это был полет по кругу в бесконечности. Ведь там действовали свои законы, установленные однажды, чтобы больше не меняться никогда.
За толстым стеклом по-прежнему текла черная Пустота, не было даже звездной пыли. Где-то там, очень далеко осталось маленькое Юшкозеро. Но почему и здесь оно не дает ему покоя? Значит, Бесконечность Мироздания была всегда связана с этим маленьким удивительным миром. Он может по-разному называться, у каждого в душе берегут свой особенный уголок на земле. Поэтому, провожая корабли, мы свято верим, что они всегда возвращаются в свою звездную гавань. Странно, почему же раньше он не понимал такой простой истины?
В дверь еще раз настойчиво позвонили. Чарский, наконец, проснулся и, поднявшись из своего глубокого кресла, направился к двери. Он посмотрел на часы, было еще совсем раннее утро. Рассвет осторожно тронул небо розовым цветом у самого его края. На пороге стояла его Анни…
Фото из Интернета.