Сейчас:
Вечер был полон тусклых красок,
На фоне лился безобидный треп,
По классике, он, она, как есть, без масок,
А между ними прорастал запретный плод...
Он отгонял подальше злые мысли,
Те как пиявки липли к голове,
Взгляд-подлец, искра, как выстрел,
Их выдавал предательски во тьме.
О Боги, знаю, страшный грех,
Одна лишь мысль, что о ней,
Ее улыбка, звонкий смех,
Не потопить, хоть море лей...
Тогда:
Его голос звучал, как спящий вулкан,
И если подумать, он больше проповедник, нежели музыкант,
Плюс...его унылые патлы, будто спрута лапы,
Что одержимо так, его глаза прятал.
Она их видела...жадно ела их,
И не знал об этом никто...кроме них двоих,
Стих его туманил масс и без того темный взор,
Она его читала даже малой клеткой кожных пор...
А до тех пор, были дороги пыльные,
Столь непохожие и скользкие, черт, словно мыльные,
Быль ее сметала, дерзким голосом,
То что иных ломает...и злы возгласы.
Его язык плевал на все, фонтаном чернил,
И лил, смывал волной, тех кто душе не мил,
А после пил...глубоко так, много ли,
И выпили б его, но, иначе кости выпали.
Сейчас:
Ну вот. Тусклые краски, безобидный треп,
Тени за них, танцуют фламенко...
Тени же тот, упомянутый плод,
Творят, на стенах, раскованно, дерзко...
Потом...?