за-над виадуком вставал фламинго,
и мчались состава одни наброски.
змеиная исповедь аскорбинки
в граненом бокале кренила плоскость
столешницы. видимость погружалась
в чуть теплые ванночки-лабиринты
ушные, но не вызывала жалость,
поскольку мы с ней становились квиты.
фламинго парил – и косились тени,
в итоге последние доставали
до чашки в серванте, до тла постели,
до полуулыбки её в овале.
и был виадук в перспективе чёрен,
состав уползал шоколадной лентой,
был я, и был запах кофейных зерен,
разлитый по тайным изгибам лета.