Мое дорогое чудовище, за окнами тает январь,
какого не вспомнят и те, которые встарь
бывали жестоки, крикливы, и кровь их, что киноварь,
рябиной по снегу питала морозный рассвет.
Я жду на окраине города, каждый вечер свечой отмечая след,
я все еще жду, но тебя почему-то нет.
Я зажигаю свечи, они чадят,
янтарными каплями гонят по жилам яд,
осколки теней тянутся, тянутся с ними в ряд,
извиваясь, корежась, путаясь – за что ни зацепишь взгляд:
в стекле, вместо глаз, два омута, и руки мои дрожат.
Мое дорогое чудовище, сколько лет
я жду, и прожду еще столько же? Белый свет…
Он давно не белый. Он скрылся под пятнами красок:
выходишь на улицу – и …на ваш выбор – сотни различных масок!
для маскарадов, ужинов и постов,
маски отцов семейств, гордецов, иностранных послов…
А говорят, не могут быть счастливы короли…
Что? Королев нет, извините, не завезли.
Улицы кружатся, мнутся в преддверии февраля,
свет мой, надежда, опора, сердце в груди гоня
я не живу, я бегу, задыхаясь, и пар вылетает, звеня,
темп, что загнал бы уже любого давно коня –
единственный выход. Надеюсь, простишь меня.
Мое дорогое чудовище, смерти нет,
иначе, прождать тебя в этой жизни (а это около двух сотен лет)
и ждать еще столько же – было бы невозможно.
Господи, боги, святые, ну почему так сложно?
Мне даже от мысли, что забыть тебя – выход, тошно,
мне гадостно, жутко, противно, до колик страшно,
словно принцесса, сижу в своей древней башне,
жду принца, чей облик, наверное, страшен
для всех них, кроме, пожалуй, меня.
И этому принцу вовсе не надо коня,
да он и не принц вовсе -
Чудовище. И в гриве твоей, пепельно-серой – проседь.
Пламенем ярко-рыжим – огни автострад,
Город горит, он смеется, чему-то по-своему рад,
он рассыпает снег, насылает ветер и град,
из его перепутанных улиц нету пути назад
Тем, кто смеется тихо и невпопад.
Милый Чудовище, в яростном этом бреду
я отгоняю от нас холод, ярость, беду,
я заклинаю морозы и миражи,
сердцем желая лишь одного: дыши.
Бейся, живи, будь стойким, иди вперед,
пусть расправляет крылья начавшийся год,
полный вновь одиночества и огня.
Пусть же, однажды, льдинками в шкуре звеня,
Ты вдруг увидишь башню и, на окне, – свечу.
И, будь уверен, не струшу, не закричу,
я буду знать, заклятьем тепла маня,
что все эти годы ты ищешь одно – меня.