Глава 5
Ох, тяжко Касьяну года молодые,
И жизнь без просвета свою вспоминать.
В те трудные годы, в те годы былые,
Как помер отец, и отчаялась мать.
Калина Можайский его объегорил,
Касьяна совсем ни за что оболгал.
А после пришёл: – Я пойму твое горе,–
Кабальную грамоту бедному дал.
Пошло всё под гору. Касьян делал кожи,
Калина товар забирал задарма.
Мать с горюшка горького стало кукожить,
И через год мать его померла.
Невеста Касьяна дождаться не может,
Тому не до свадьбы – ему б устоять.
И выдали девку за старую рожу, –
Не век же ей в девках сидеть-куковать.
А долг у Касьяна растёт для Калины.
И ломит Касьян:
– Боже, мне помоги! –
Но в Емецк собрался Калина:
– Повинен,
Как смерда кабального бить за долги!
До той поры бить, долг пока не внесётся!–
И сам же Калина Касьяна стегал.
Забили бы насмерть. Уж сердце чуть бьётся.
Дворовый помог, и Касьян убежал.
Два года скитался в лесах по Задвинью,
Стакнулся с гулящими. Снова попал
Касьян в кабаке. Опознали. Безвинно
На дыбе ломали, насилу сбежал.
И высохли плечи, широкие ране,
Хребет становой изгорбатился весь.
Жёлт сделался ликом, и сух, как пергамент.
Ох, тяжкий достался Касьянушке крест…
И вот Акулина его не узнала,
Когда-то подружкой сердечной была.
– Безвинно страдал в своей жизни немало,–
Вздохнул тут Касьян. – Ох, и тяжки дела.
За что же, за что? – мучат мысли Касьяна,
Сидит он в землянке в конце Матигор.
Побоище рядом, где бились недавно.
– Ох, как же Онашку разбойник упёр?–
Хватился Касьян – уж схватили Онашку.
Данилку с товарищем кликнул в сугонь.
Схватили Данилку – досадна промашка:
Обеих стрельцы увели скрозь огонь.
– Отбейте! Отбейте! – кричал из засады,
От горя в беспамятстве старый Касьян.
Не может он биться: – Схватили отраду.
Схватили Данилку! – Скулит, словно пьян.
Уж мост из острога чрез ров опустился.
И вольною волей уходят в острог
Логи;н Епифан, что с Данилкою бился,
Ватажники с ним. – Хоть бы кто-то помог!
Касьян на прощание так проглаголил,
Как будто бы речь не о нём и была:
– Когда им не будет спасенья в неволе,
Мои воеводе скажите слова:
За жизнь я Онашки, Данилкину тоже
Свою им головушку сам принесу.
А если двоих, то, спасти не поможет,
Своей головой хоть Онашку спасу –.
***
Онашка, Онашка, да мог ли представить,
Что будет Касьяну дороже всего
Сиротка из лесу… Встревожена память…
Орёл стал Онашка! Как любит его…
Три года уж скоро, как было когда-то.
Сидел как-то летом Касьян над Двиной.
Любил он с угора смотреть на закаты,
И любоваться земной красотой.
Всё мысли тревожные одолевали:
– Пошто на земле богохульство идёт?
Безвинно один человек погибает,
Другой его мучит, терзает и бьет.
Огромна земля и богата безмерно.
Лежит она впусте, а нет бы прибрать.
Смолу бы курить, зверя бить непомерно.
Без пошлины чтобы. Что можно создать!?
Досталось боярам бы больше богатства.
Так злобствуют – кожу готовы сорвать
С поильцев-кормильцев – все люди в их власти.
Докуль, словно липку, им люд обдирать? –
И грозно Касьян на закат этот глянул.
Но смотрит закат равнодушно с высот
На грешную землю, и на Касьяна,
Что стал после пытошной страшный урод.
– Проклятые! У-у-у! Прости и помилуй
Меня, Боже мой! – стонет громко Касьян.
Вдруг слышит шаги, голос девичий милый,
А то ли ребячий:
– Что, дяденька? Встань!
Ты, может, зашибся? – Касьян оглянулся.
Пред ним молодёхонёк выстал чернец.
Росточком не мал, кудри светлые вьются
Из-под скуфейки, касаются плеч.
Он в рясе простой: – Тебя, что ли обидели?–
Глазищи большие, ну ангел чернец.
– Монах, ты откуль? Здесь сто вёрст до обители. –
И шмякнулся в ноги Касьяну юнец.
– Ой, дяденька, ись я хочу, помираю.–
Увидел Касьян – чуть живая душа.
– Пойдём в мой шатёр. – И там он собирает
И харч и вино – всё на стол, не спеша.
Поведал монах о судьбе гореванной,
Тем сердце Касьяново перевернул.
Он многое в жизни видал окаянной, –
Скрозь страшное горе чернец тот шагнул…
Продолжение следует...