***
Совсем недавно я прочел в газете:
Где-то намерены серьезно запретить
Звон колокольный,
чтобы тем самым снизить децибелы
в запыхавшемся шуме города.
Виновники колокола.
Пускай умолкнут.
Впрочем, не будь колоколов на башнях,
металла не хватило бы тогда
для пушечной шрапнели и гранат.
Тогда бы не было орудиям работы
и не было бы войн.
А госпоже Летиции Дитрих,
последней из тех, кто владеет
отливкой колоколов,
можно было бы умыть руки.
А что же тогда с поэтами?
Они одержимы быть слышимыми
именно сквозь этот шум.
Есть у стихотворцев мгновения,
когда тьма выворачивается наизнанку,
и перешагнувшие заполночь,
сходят на нет часы
с тихим зубовным скрежетом,
и ураган ставит дыбом волосы родников.
Скажите, что делать с поэтами,
оставаться ими желающими
под ударами цивилизации,
сокрушающими кости мира
и на белых халатах ученых
разрывающими все швы?
Несмотря ни на что, поэты
хотят прорыдать свою песню.
Но все то, что я здесь шепчу,-
это только два тихих слова для тебя только.
И не более.
Они падают к дну твоих глаз.
И быть может, чуть пахнут цветами,
на возу погребальном колышимыми,
когда он проезжает мимо.