За гранью разумного
Подозреваю, что те из вас, кто меня знает весьма поверхностно, слегка ужаснулись и удивились, прочитав название произведений в содержании, а затем и первые несколько стихотворений. Сразу же спешу заверить – голова у меня не болит, с ума я не сходил и пока еще не сошел, всерьез о самоубийстве я не задумывался. А о том, что же тогда все это значит, читайте ниже.
По ходу нашей беседы можете одновременно знакомиться с тем стихом, о котором я веду повествование. Но помните, стихи надо уметь читать. После каждого предыдущего, следует сделать перерыв в полминуты. Подумать о прочитанном, конечно, если есть о чем думать. А затем браться за следующий. Иначе теряется чистота восприятия. Не пренебрегайте этим советом.
Разглядывая содержание сборника, мне в голову пришла интересная мысль – посчитать, сколько произведений относится к той или иной тематике. И вот что у меня получилось:
- мистика 7 шт.
- философские и философско-мистические 4 шт.
- религиозно-мистические 3 шт.
- сверхъестественное 4 шт.
- о природе 4 шт.
- о любви 1 шт.
- суицидальные 3 шт.
и я затруднился отнести к какой либо категории «Но однажды…» и «Скульптора». Наверное, первое из них будет о жизни. Оставим так. А «Скульптор», он отдельная статья, я только сейчас понял, что он, на самом деле, вобрал в себя черты от каждого типа. Именно в нем объединилось все то, о чем я когда-нибудь пытался сказать в стихах.
Думаю, сразу бросилось в глаза большое число произведений, в той или иной степени, связанных с мистикой. Да, кстати, на мой взгляд, темы сверхъестественного и суицида, а также «Скульптор» - недалеки от этого. Так что будем считать, что из 30 произведений, представленных в сборнике, 24 мистического характера. Неплохой процент, правда?
Ну что ж, статистику привел, а теперь все по порядку.
С чего же я вообще вдруг стал писать? А дело было так. Шел октябрь 1998 года. В один из дней я как обычно уже второй час подряд общался по телефону с одним очень близким мне тогда человеком (думаю, мои одногруппники без труда угадают, кто это). И вот, разговор достиг той стадии, когда нам обоим уже не о чем было разговаривать, темы на тот день, кажется, исчерпались. В трубке повисла долгая тишина. В этот момент я ни с того – ни с сего, вдруг начинаю, абсолютно не осознавая, что я вообще сейчас говорю, цитировать строки незабвенного стихотворения:
Ветер буйный завывает
Все шумит он, все качает.
Волны взялись в хоровод
И кораблик подгоняя
Они прыгают играя.
Рассказав эту вещь, я неожиданно понимаю, что вот так, на автомате, выдал собственное незатейливое стихотворение, образца начала девяностых. Был у меня в детстве день, когда я за раз, написал пять стихов. Больше я таким делом не занимался. Конечно, до того момента.
Так вот, поняв, что стихотворение мое, я предлагаю моей собеседнице угадать кто же его автор. При этом она всегда считалась девушкой очень хорошо знавшей литературу, достаточно много читавшей и разбиравшейся в ней. Она призадумалась и, через несколько секунд, сказала фразу, ввергнувшую меня в приятный шок. Собственно говоря, я предполагал, что она не отгадает, но ТАКОГО я не ожидал. Вот ее слова: «Ну, похоже на Пушкина или Лермонтова».
Сказано это ею было на полном серьезе. Может быть, она в тот момент устала, была невнимательна или сказала так, лишь бы сказать. Но после того как я попытался уточнить – действительно ли она так думает. Она ответила, что вполне. Возможно, вы сейчас над всем этим смеетесь, в том числе и над тем, как можно было мой стих отнести к Великим поэтам. Но меня все сказанное заставило крепко призадуматься.
В тот вечер в комнате моего младшего брата родилось первое четверостишье первого произведения. Чтобы не забыть уже сочиненное, я быстро спустился к себе и продолжил писать. Так появилась «Усталость». Итак, 14 октября 1998 года.
Это был первый курс института, сами понимаете – начало совершенно новой жизни. Это новые люди вокруг тебя, новые ощущения, новая ответственность, новый статус и новое осознание окружающего мира. Все сходилось. Отличный момент для начала еще одной «новой жизни», жизни в каком-то своем параллельном мире.
На следующий день был написан «Ангел смерти». Признаюсь, первые три стихотворения были отнюдь не жизнерадостными и преимущественно мистически-дьявольского характера. Ну, так уж мне нравилось. Тогда я очень активно интересовался всевозможными паранормальными делами.
Постепенно демоны и дьяволы стали уходить из моих стихов, написанных за тот период, и которые нельзя отнести к «шедеврам литературы». Им на смену явилась достаточно светлая, я бы даже сказал приключенческая, но все же мистика. И, пожалуй, первым по настоящему удавшимся стихотворением стало «В бору ходить люблю всегда» от 14 декабря 1998 года, кстати, вошедшее в этот сборник. Оно мне особенно дорого, так как именно с него и пошел настоящий отсчет.
В следующие два месяца тематика несколько сместилась в сторону исканий тайн человеческого разума и безнадежности происходящего. Вчитайтесь в названия некоторых стихов: «Мыслить – значит мыслью бредить» (хорошая фраза, мне она и сейчас нравится), «Приговоренный», «Как всегда», «Тюрьма для ума», «Самоубийство».
Названия я привожу не случайно, некоторые поэты вообще не любят как-либо озаглавливать свои стихи, я же считаю, что в названии должна быть вся суть.
Период был во многом определяющий. Я потихоньку натаскивался, слог оттачивался, рождалось понимание того, зачем я это делаю, появлялось видение концепции стихотворений. А она у меня следующая: «Для того чтобы стихотворение было интересным оно должно иметь СЮЖЕТ». Точнее сказать я вообще мало понимал стихи ни о чем.
Так вот, во всех моих лучших стихотворениях есть сюжет, по крайней мере, мне так кажется. Потом сами проверите. Я вообще не могу писать бессюжетные, бессмысловые стихи. Голое описание у меня встречается только в стихах о природе, ну и в некоторых о любви. Хотя и те, и другие можно пересчитать по пальцам. Нет, пальцев рук, наверное, не хватит, придется еще задействовать пальцы ног. Эти литературные темы, в их классическом понимании мне малоинтересны.
Постепенно приближался апрель 1999-го года.
Как-то просматривая фантастические картины из альбома «Деяния небожителей», меня особо привлекла композиция под названием «Твой час, пришелец!», где здоровый железный и весьма жутковатый киборг, одетый в балахон держал в своей скрюченной металлической руке старый будильник (символ времени). Мне дико понравилась и фраза, и символизм картины. Тут же начала зарождаться идея, по-настоящему большого стихотворения.
И вот 5 апреля, в один присест мною был написан «Сон и явь, мечта и смерть» или, проще говоря, «Твой час, пришелец!» (именно так оно называется сейчас). На тот момент стих был просто огромен. 196 строк – цифра выглядевшая невероятно. Через час после написания, я смотрел на него и не мог поверить, что это сделал я. Правильнее, наверное, было бы его назвать поэмой, но слово «поэма» звучит как-то уж больно возвышенно, поэтому ни к одному из своих произведений, по объему и содержанию подпадающих под понятие «поэма», я такого термина никогда не применял.
На этой же волне вдохновения через два дня был с успехом переработан ранее недоделанный стих. Это был «Призрак ночи». Идея которого во многом принадлежит Стивену Кингу. Его роман «Томминокеры» начинается с небольшого стишка. Скажем так, идею того стишка, я изложил в своей интерпретации, абсолютно не повторяясь.
Кто-то может сказать: «Вот, дескать, эту идею стащил у того, ту идею у этого, ты сам, мол, чего-нибудь сочинил?» Отвечаю: «Ничего и ни у кого я не стащил, весь окружающий нас мир может являться источником идеи. И никакого плагиата в этом нет. Из стишка «Томминокеров» я не взял ни строчки, а написать стих на картину – также естественно, как написать музыку на литературное произведение. Мы же не будем говорить, что Чайковский, сочинив балет «Щелкунчик» занимался плагиатом по отношению к Гофману».
Здесь скорее вопрос иного характера, вопрос об источнике зарождения стихотворений. На мой взгляд, их несколько. Первые и самые главные для меня (обычно, наибольшие по объему и содержащие четко прослеживающийся сюжет) – это «идейные» стихотворения. Идея к тебе может прийти откуда угодно. У меня по большей части из музыкальных композиций. И лидером для меня в этом аспекте является группа «Depeche Mode». Очень серьезная часть моих «идейных» стихов была навеяна их музыкой. Я даже не пытался особо переводить их тексты, в голове рисовалось совершенно иное. Правда, за основу частенько бралось их название, но в остальном, всякое сходство исчерпывалось. Достаточно посмотреть их клипы.
Так вот «идейное» стихотворение могло вынашиваться чуть ли не месяцами. Сложность его написания в том, что ты должен точно, четко и при этом красиво облечь в слова все то, что ты оживил в голове. Поверьте, это нелегко. Создание идейных стихов наиболее трудоемко и ответственно, ведь если оно выйдет не таким, как ты его видел, разочарование будет очень серьезным. Пожалуй, главными идейными стихами у меня были «В самой дальней комнате» и «Скульптор». Прежде чем взяться за них я почти неделю представлял и проигрывал весь сюжет, погружался в него сам, короче говоря, проводил через себя.
Второй тип произведений – написанные на вдохновении. Как вам описать вдохновение я понятия не имею. Ты приходишь, садишься и…
К таким стихам можно отнести «Камни темной реки» и «Мечтателя».
Третий тип. Это, когда в голове просто из ниоткуда (на самом деле я знаю от куда) зарождаются первые строки, они могут быть почти о чем угодно. Чаще всего, о том, что царит в твоих мыслях большую часть времени. И затем уже под них выстраивается сюжет. Например, «Стены», «Да, обретет душа покой!».
И четвертый тип – настроенческие. А так как, у меня оно окрашено преимущественно в серые и темные тона (вижу удивление некоторых читателей), то и появляются на свет стихи в основном мрачные. К ним можно легко отнести «Самоубийство», «Белый потолок», «Дуло пистолета» (заметили, все три о суициде). Однако иногда рождалось и нечто более светлое – «Берегом моря» или «Легкий бриз».
Все-таки, если ты постоянно находишься во власти темноты, она постепенно начинает тебя пожирать. Требуется разрядка. Вот тогда и писались стихи о природе.
Итак, написание в начале апреля 99-го «Твой час, пришелец!» и «Призрака ночи» ознаменовало начало моего «Золотого века». Думаю, вы мне дадите право называть периоды моего же творчества так, как хочу именно я. Почему бы ни позаимствовать, для большей понятности, названия периодов из русской поэзии.
За три с половиной месяца (апрель – середина июля) своего «Золотого века» я написал аж 20 стихотворений! То есть в среднем по одному стиху за пять дней. Темп просто невероятный. При этом 8 из них вошли в этот сборник, т.е. в тридцатку лучших, по моему мнению.
А, учитывая, что только 3 произведения являются «идейными», то можно говорить – это явно был период вдохновения.
Кто-то может спросить: «А что явилось источником такого мощного вдохновения на тот момент?». Скрывать тут нечего, скажем прямо, и мой «Золотой век» и «Серебряный век» (забегая немного вперед) приходятся на…, ну ладно, на периоды влюбленности. Мне было для кого писать, у меня был постоянный и преданный слушатель (уточним, что две разных слушательницы в эти два разных отрезка времени). Так как сочинять для самого себя занятие весьма неблагодарное. А любовь невероятно действенный стимул, правда же?
«Но тогда почему писались стихи не о любви, а всякие в основном мистические и философско-психологические вещи?» Повторюсь – литературная тема любви, как таковая мне мало интересна. Да и любовь, как источник вдохновения совсем не обязательно должна влиять на тему произведения. В тот момент впереди виделось бескрайнее поле мистического и сверхъестественного, это был мой мир, в который я стал погружаться.
Но продолжим.
Правда, тематика стихов тогда была самая, что ни на есть разнообразная (вы в этом можете убедиться, прочитав перечень всех произведений), но и в этом ряду следует выделить несколько наиболее значимых.
В пятницу 24 апреля я ехал в автобусе на выходные к своей маме в Нефтяники. Солнце ярко светило прямо мне в глаз, в автобусе было слегка душновато. Но именно в этот момент ко мне пришло первое четверостишье из «Камней темной реки». Приехав к ней домой я несколько часов не решался продолжить. Но, наконец-то, настроив себя на нужный лад, взял листок бумаги и закрылся на кухне. Через час я вернулся в комнату и предложил маме послушать. Закончив читать, я увидел, что она сидит с удивленным взглядом и широко открытым ртом. «Это ты когда написал?» - спросила она, уже зная ответ. «Да вот, сейчас, на кухне». Видимо ее поразило, что так просто на кухне в разгар ясного весеннего дня можно сочинить стихотворение о реке мертвых. И стихотворение, на мой взгляд, очень даже приличное.
Кстати, на той же маминой кухне, но уже чуть позже родились «Да, обретет душа покой!», «Пустота», «Лучше не просыпаться», «Надуманный кошмар» и «Но однажды…». Так что кухня эта была весьма плодотворным местом. Вскоре мама переехала в другую квартиру. Признаюсь, на ее нынешней кухне я не написал ничего.
Уже в начале июня в период подготовки к экзамену по Высшей математике (а тем летом мне пришлось сдавать только ее) в конце дня я сел за свой письменный стол. В тот вечер родился «Мечтатель» - знаковый для меня стих на многие следующие годы. По оценкам всех тех людей, кто его слышал, «Мечтатель» был однозначно лучшим. В принципе, согласен. В нем сочетается красивая подача природных образов, действие в рамках этих образов Мечтателя и весьма неожиданная развязка, а по-моему, даже две развязки. Когда после первой, кажется, что все, его убило молнией. В финале оказывается – отнюдь не все, он жив, вот только… хотя лучше сами прочитаете.
Наверное, это был пик того творческого года (а я их измерял учебными годами, а не календарными), даже не смотря на то, что мой «Золотой век» был еще не окончен. Впереди были еще четыре стиха, среди которых «Но однажды…» и «В самой дальней комнате».
Правда, сейчас пишу эти строки и понимаю – самыми близкими мне стихами (читай лучшими) являются «Скульптор» и «В самой дальней комнате». «Мечтатель» хорош, но в нем я не оставил частички себя. Он не был идейным, родился спонтанно и в тот же вечер был написан. Я не прожил в нем жизни. Я не был Мечтателем. События, развернувшиеся в стихотворении, не прошли сквозь меня, я их просто описывал, глядя как бы со стороны.
В то же время любой из «идейных», в той или иной мере, остался во мне. Особенно, если в нем был главный герой. Я побывал в городке, опустошенном Гербертом Трогом, я бродил по ледяной пустыне в образе скульптора, был частью фантастического кошмара, который разворачивался в самой дальней комнате, и потихоньку плавился в кресле под светом лампочек. Все мои идейные произведения, в обязательном порядке, имеют в основе какую-то музыкальную композицию. Есть даже композиции-рекордсмены, на которые было написано два стиха. Например, песня (сами уже догадались кого) Depeche Mode – In Your Room («В самой дальней комнате» и «Лампочки»).
Просто есть натуральная версия песни, а есть видео версия, отличающаяся от оригинала кардинальным образом, под видео версию возникли «Лампочки». Вижу, вы уже заметили схожести в одном из моих названий и названием музыкального произведения. Да, названия с-английского я могу перевести. Поэтому слушал сам звуковой ряд, уже со знанием того, что действие разворачивается в какой-то комнате. Однако у Depeche Mode в комнате разворачивается любовь. Мне же рисовалось совершенно иное. И мою комнату никак нельзя было назвать «твоей», это была чужая комната, невероятно чужая и до боли таинственная, а потому самая дальняя. Та, о которой ходят легенды, та в которую запрещают заглядывать, но в которую так хочется заглянуть. Ну а какая там у меня разворачивается «любовь», прочтете сами.
«В самой дальней комнате» был написан за два дня. Сначала одна часть, потом другая. Он слишком длинный и эмоциональный, если писать его за раз может не хватить эмоций, а отсюда медленно поползут вниз качество строк и идейность действия.
Надо сказать, что практически, это стихотворение писалось даже три дня. Однако в первый заход, уже после появления нескольких четверостиший я понял, что не туда еду, что представлял совсем не то. Но останавливаться не стал и развил сюжет в совершенно иное русло, комнату оставил в покое, действие переехало в средневековый заброшенный замок. Так появился стих «Тайна, покрытая мраком» (в сборнике его нет).
На следующий день, я с особой тщательностью погрузил себя в дальнюю комнату под звуки In Your Room. Ведь я уже знал, что там творится. Почему я не смог написать в первый раз? Наверное, потому что боялся невозможности изложения всего созданного в голове на бумагу. Почти неделю до этого, я вынашивал сюжет, по мере прослушивания композиции, он все больше и больше обрастал деталями, порядком событий, генеральная линия постепенно выстраивалась.
11 июля 1999 года я уже ничего не боялся. Первая часть была создана. Хорошее начало придало уверенности, и 12 июля вторая часть завершила «Золотой век». Обещание написать четыре стиха к возвращению своей главной слушательницы с отдыха, было выполнено, как раз «В самой дальней комнате» и стал четвертым (с момента, конечно же, ее отъезда). Кроме того, эмоционально я был выжат до нуля. Предыдущие три с половиной месяца сочинений съели много энергии. Да и после написания такого значительного (повторяю, для меня, хотя может и для вас) стихотворения, нет никаких сил и желания браться за что-то новое. После достижения большой цели нужен отдых.
Написанное в конце июля «Знамение», о черном кресте на фоне солнечного затмения, писалось чрезвычайно натужно. Ко мне пришло осознание того, что мистикой на тот момент, особенно откровенно черной, я однозначно пресытился. Состояние близкое к тошнотворному. В тот день я встал из-за стола в ужасном настроении: «Все, с этой темой надо, как минимум, на время завязать!»
И завязал. На время. В 99-м мы неожиданно поздно семьей отправились на отдых (а на отдыхе я ничего не пишу), поэтому половину августа я провел в городе, устроив для себя поэтическую разрядку - простые белые стихи без закрученных сюжетов: «Янтарь», «Сириус», «Легкий бриз».
Однако долгое расслабление всегда крайне негативно влияло на меня. К сентябрю я уже достаточно отошел от пресыщения мистикой, в плане висели два «идейных» стихотворения, пора было начинать. Но вместо того, чтобы приступить к делу (просто не смог себя заставить написать «идейное»), я, для успокоения совести, сочинил очередную халтурную вещь. Совесть не успокоилась.
Видимо, по этому «идейные» «Голоса» получились не совсем такими, как я хотел. Идею, с голосами, звучащими в голове, постепенно сводящими тебя с ума и толкающими в порыве твоего же собственного бешенства от них к самоубийству, наверное, воплотить удалось, художественность пострадала. Или даже не художественность, а эмоциональность. Я сам себе после прочитывания этого стиха говорю: «Не верю!» Точнее: «Не до конца верю!» Хотя «Голоса»… о голосах в голове я могу много рассказать, почему не смог рассказать тогда? Видимо, еще не успел расписаться толком, или из-за спешки не погрузился до конца в его атмосферу. Вы возможно сейчас думаете, что этот стих совсем плохой? Прочитать-то его здесь нельзя, в сборнике его нет. Ха! «Голоса» отличный стих, но он должен был быть другим, а вот каким, об этом знаю только я.
Уже в гораздо менее заведенном состоянии возник следующий «идейный» – «Ночное сумасшествие». До конца 99-го я сумел написать еще лишь 3 произведения (кстати, весьма неплохих), но было очевидно, тот мощный импульс, что двигал мною в первой половине календарного года, иссяк.
Начало двухтысячного было периодом безвременья. Сочинять приходилось для собственного успокоения совести, я буквально насильно тащил себя к письменному столу. Если не считать «Девушки-тени», появившейся сразу после зимней сессии, на волне повышенного настроения от окончания учебы, то за январь-середину июня не было написано ни одного «идейного». А это, как мне кажется, показатель отсутствия серьезного желания создавать нечто большое и оригинальное. Я здесь не утверждаю, что только «идейные» могут быть оригинальными и достаточно высокого уровня, нет, абсолютно нет. К примеру, 17 марта я написал «Казнь». Также как всегда в то время, подошел к столу и сказал себе: «Ну, давай, уж чего-нибудь напишем». И написал. Правда, всю, скажем так, необычность, смысловую нагрузку и удачность «Казни» я осознал только недели две назад (я имею в виду нынешнее время, когда я пишу эти строки). Раньше ни в какую тридцатку лучших я бы ее не включил. Но теперь я вижу, насколько точно и образно, показал правду о том, чем в средние века была на самом деле церковь. И что ее методы воздействия на людей, мягко говоря, были совсем не от Бога.
«Казнь» - это удачное изложение собственного мнения по той или иной проблеме в стихотворной форме. Мнение, достаточно четко раскрывающее глаза других на описываемую проблему, если, конечно, ваши глаза не были уже открыты на нее ранее. То есть «Казнь» я выделяю по ее смысловой нагрузке.
Нельзя сказать, что остальные 8 стихотворений, написанных до середины июня 2000-го (кроме «Девушка-тень» и «Казнь») были никакими. Здесь можно встретить такой откровенный стилистический эксперимент, как «Кедровое величье», где я попытался в одном произведении соединить, во-первых, две разных размерности строк, идущих как бы отдельно, параллельными путями, во-вторых, вести две линии развития событий, в конце, приходящих к общему знаменателю. Надо сказать, что эксперимент полностью удавшимся признать нельзя. Но ведь еще были и вполне приличные другие стихи («Руки в космос», «Мираж»). Но все-таки им немного не хватало и желания, и озарения, и идейности.
После успешной сдачи летней сессии (а, по сути, я ничего не сдавал) я поглощал книгу «Хроника необъяснимого», где приводилась история о призраке черного пса, являвшегося по ночам одиноким путникам в отдаленных местечках Великобритании. Что я немедленно переложил в стихотворной форме. Однако, как оказалось, это был разогрев перед серьезной и внезапной вспышкой литературной активности тем летом.
Уже через четыре дня, 27 июня на свет появилось одно из самых знаковых моих произведений – «В стране теней». Я абсолютно не помню, в каком состоянии садился за стол перед его написанием. Может быть, я даже не хотел писать. Но то, что получилось достойно отдельного разговора.
«В стране теней» - стихотворение о том, чем ты становишься, когда оказываешься на обочине потока жизни. Во что превращается твой мир. Оно о тех, кто уже не в силах совладать с судьбою (чем или кем бы она ни была на самом деле), кто перестает бороться и опускает руки под тяжестью происходящего с ним.
Это люди, не нашедшие понимания, и, как им кажется, никому не нужные. Их жизнь больше не имеет смысла. Они разом теряют свое будущее, т.к. его смысл безвозвратно утрачен. Их прошлое причиняет неимоверную боль. А в настоящем не остается ничего. Они превращаются в теней. Бесстрастных, безразличных и безликих существ, бредущих в никуда и живущих в нигде.
Это люди, которые сломались, их воли больше нет. Практически, тень – это живой труп. Я бы сказал, что это особый тип безумия, безумие безысходности. В страну теней можно попасть разными путями. Но выходов из нее всего два: самоубийство и перерождение, а можно и вовсе остаться в ней навсегда, что равнозначно первому.
Страна теней, на самом деле, находится недалеко от суицида. Между ними чрезвычайно тонкая грань. Тень плавно подводит себя именно к такому окончанию. Конечно, оно может не произойти. Само по себе самоубийство тени лишь формальный факт конца. Реально же самоубийство совершается после первого сделанного шага в страну теней.
Как отличить тень? У тени потухший, но понимающий взгляд, взгляд внутренней печали. Взгляд, медленно и беспристрастно переходящий с одного предмета на другой. У тени нет ни веры, ни надежды, ни любви. Тень чувственно мертва. Однако помните, тень можно спасти, пока ее состояние не достигло безвозвратной стадии. Хоть и прошлая ее сущность уже мертва, но оболочка еще осталась, так почему бы в нее не вдохнуть новую жизнь.
Нормально, да? Вы меня еще за тронувшегося не приняли? Правильно, пока рано. Так что продолжаем.
Осенью того года начался мой «Серебряный век». Ну, с чем, точнее, с кем связаны такие периоды я, кажется, уже объяснял. Если в абсолютном исчислении количества стихотворений «Серебряный век» оказался менее плодотворным, то по среднему проценту качества выше. Сравните из 20 произведений «Золотого» в сборник вошли 8 (40%), а из 11 «Серебряного» в сборнике 6 (55%). Да-да, я анализ могу затолкать куда угодно.
Все-таки на тот момент за плечами уже был солидный опыт написания стихотворений, были уже наработанные модели рифмовок, технология более отточена, было ясно, как делать повествование плавным – без рывков. Да и отсутствие в течение более полугода всякого намека на «идейный» стих, только усиливало жажду. И хотя «идейных» в этом периоде было только два – «Скульптор» и, не до конца удавшийся «Тибет», наличие первого из них с лихвой окупает все.
А начался «Серебряный век» с откровенно мистически-религиозного «Прикоснись к вере». В моих стихах достаточно много религиозных мотивов, но это совершенно не значит, что я верующий. Я даже не крещен. И не собираюсь. То, во что я верю и верю ли я вообще, оставлю при себе.
Просто религия, это и есть та самая мистика, ведь нет ничего загадочнее, таинственнее и необъятнее этого. Вера в Бога, в Высший мир, это то, что всегда остается с человеком, даже, когда у него не остается ничего (я имею в виду в духовном плане). Это тот мир, в котором тебя всегда ждут, где тебе всегда рады, ты там нужен. Разве не так? Ведь у вас такие же представления. Даже, если этот мир не существует, его стоило бы придумать. Но он существует (см. «Мечтатель»).
Вера в Высшие силы – светлая альтернатива Стране теней. Обращение к Богу в ситуации безысходности, вполне естественное желание страждущего, стоит только протянуть руку…
У кого-то может возникнуть вопрос: «Но ведь в этом стихе ты сам предстаешь, кем-то вроде посланника небес, приходящего к страждущему (или страждущей, пол не имеет значения, хотя, конечно, во время написания я представлял себя проводником в светлый мир для лица противоположного мне пола)?» И ничего это не значит. Очень во многих стихах встречается «Я». И это «Я» совсем не я, как Коля Феофанов. Это образ, созданный мною, в каждом другом произведении он отличается. Если мне удобно писать от «Я», я пишу от него. Есть немало стихов, где я пишу «Ты».
Конечно же, на самом деле, я никогда не был в самой дальней комнате, не кончал жизнь самоубийством, не нырял в луч света посреди соснового бора и не оказывался на другой планете «в компании» киборга-палача. Но для того, чтобы как можно эмоциональнее и реалистичнее описать происходящее в том или ином стихотворении я вживлялся в главного героя. Будь то «Я» или скульптор.
Да, я был каждым из них, но каждый из них не был мною. Я знал их устремления, я переживал их чувства. Но после того как в конце произведения ставилась точка, я возвращался обратно в себя, а они начинали жить своей собственной жизнью.
Возможно, я как автор привносил в их характер какие-то свои черты. А многие считают, что автор дает своим героям пережить ту боль, которая мучает его в реальной жизни. То есть выплескивает свои чувства, недовольство и переживания на бумагу в чьем-то обличье. Ну, можно сказать и так. Здесь отрицать нечего. Определенную часть своих переживаний я тоже оставил в таком виде на бумаге.
Уже через пять дней после религиозно-мистического «Прикоснись к вере» появилось стихотворение о самоубийстве «Белый потолок». Нормальное соседство, неправда ли? Вообще все три моих произведения о самоубийстве («Самоубийство», «Белый потолок» и «Дуло пистолета») я считаю очень удачными, 100%-ый результат. Они невелики – не больше 16 строк, а больше об этом и не нужно. В самоубийстве, знаете те ли, главное быстро закончить. При этом каждый из них, по-моему, очень точно передает атмосферу, как общую для такого рода занятия, так и частную для каждого случая.
«Белый потолок» - это самоубийство смирения. «Дуло пистолета» - самоубийство уныния. А самое первое из них, «Самоубийство» - это самоубийство отчаяния. Думается, что мне в нем удалось передать тот резкий переход от безысходности к жуткому отчаянию, на пиковой волне которого и раздается выстрел с фразой «Бога нет…». Максимум эмоций всего на восьми строках. По уровню концентрации эмоциональности «Самоубийство» безусловный number one среди всех произведений.
Следующий стих того периода нравится очень многим – «Стены». Вопреки его кажущейся идейности, «Стены» не были «идейными». В голове возникли первые строчки, остальной сюжет стал расти из них. А чем он так всем приглянулся (притом, что я его считаю очень приличным, но никогда особо не выделял)? Наверное, количеством смен действий, происходящих в стене и общей философией произведения, что ли. Действительно, мы никогда не задумываемся о том, что окружающие нас предметы, будь то стол, кресло или стена в твоей комнате, являются такими же участниками всего жизненного процесса, как и мы сами. И кто знает, может быть, они тоже имеют своего рода память, ведь существует же понятие «память места». Те из вас, кто более или менее серьезно интересуются сферой сверхъестественного, наверняка об этом слышали.
С окружающими нас предметами мы вырастаем, проходим определенные этапы жизни. Мы можем сказать: «Да, в этом кресле я проштудировал все институтские дисциплины» или «С этим костюмом мы прошли и огонь, и воду, и даже медные трубы». Вот истинные наши помощники, которые требуют лишь чуточку внимания и уважения к себе и никогда нас не предадут. Лично для меня они как друзья. Нет уж, сами вы сошли с ума.
Также и стены, они все слышат, они все знают, и они об очень многом могут нам рассказать, надо лишь уметь их понимать. Откровенно говоря, в процессе написания этого стихотворения, уже ближе к его окончанию я застопорился на одной строчке. Я не мог с нее сдвинуться более получаса, рифма никак не шла. В пору было побиться об эти самые стены головой. Однако вместо подобных мер, я встал, подошел к той стене, которую представлял при сочинении, прислонился к ней и стал слушать. Рифма пришла.
«Посмотри себе в глаза» - произведение о том, что меньше всего на свете нужно врать самому себе. А мы к такому занятию прибегаем слишком часто, даже не замечая. Вуалируем истинное положение вещей от собственного осознания. Зачастую живем в приукрашенном мире.
Знание – сила. Но только истинное знание есть сила. Не имея настоящего знания, в первую очередь, о себе (свой образ мы приукрашиваем, прежде всего), невозможно быть сильным. Получается ложная сила. Однако у героя стихотворения находятся силы признать, что он долгое время выдавал себя самому же себе не за того, кто он есть. Он приходит к пониманию этого, к пониманию того, что жил двойной жизнью и, что вторая (а может первая) жизнь – неистинная, должна кануть в лету. Процесс, скажем прямо, не самый приятный. Прочтете – убедитесь.
Кстати, «Посмотри себе в глаза» было написано, как сейчас помню, в пятницу 13-ое в октябре 2000 года.
И вот так, плавненько, мы подошли к «Скульптору», одному из моих самых лучших во всех смыслах стихотворению.
История его возникновения чем-то схожа с возникновением «Комнаты». Такое же ежедневное пятиминутное погружение в течение недели в определенную музыкальную композицию. Такое же постепенное обрастание идеи деталями. Вот только написал я его в один день.
На мой взгляд, скульптор – тоже своего рода тень. Единственное, что его связывает с реальным миром – это искренняя вера (для нас она заведомо невыполнимая) в то, что созданный в его голове образ оживет.
Здесь местом действия я выбрал северные холодные широты. Музыка однозначно на это указывала. И в надежде осуществить свою мечту он бредет по полярной пустыне, среди ледяного мира. Одинокий живой странник посреди стонущей вымерзшей глуши. Только в нем, еще теплится жизнь.
В то, что созданная скульптором изо льда статуя девушки не оживет, мне было ясно с самого начала. Но тогда, чем же все должно закончиться? Может каким-нибудь образом разбить ее, чтобы мелкие осколки льда на глазах у скульптора разлетелись в разные стороны. Нет. Я видел, какой трагедией для него стало бы подобное окончание. Это было слишком жестоко по отношению к скульптору. Ведь он итак был одиноким и непонятым, жизнь ему не додала. И тут еще такой финал. Нет, он его не заслужил.
Мой скульптор умирает медленно, вместе со своей надеждой, он видит, что образ не оживает, понимает, что все это самообман. Исчезла последняя ниточка. Жить ему больше не зачем. Он просто навсегда остается рядом с тем, кого так и не нашел.
Надо ли снова говорить, что после «Скульптора» ничего не сочинялось почти месяц. Однако «Серебряный век», а вместе с ним и 2000 год, я закончил вполне удачно, написанием «Тумана».
Начало 2001 года характеризовалось полным отсутствием всякого желания что-либо сочинять. К тому же в январе я узнал, что не вошел даже в список номинантов на всероссийскую литературную премию «Дебют-2000». Знаете, читал я произведения и номинантов, и победителей, и, признаться, не понял, что же в них есть такое, чего нет у меня. Наоборот, я нашел то, что есть у меня, но нет у них. Моя тематика, видите ли, не в фаворе. О чем я неоднократно слышал на омских конкурсах молодых поэтов.
Для представителей Союза писателей, оказывается, существуют только две темы в стихах: природа и любовь, ну и еще о «любимом городе». Все остальное неправильные стихи и их делают неправильные пчелы. Примерно так они и говорят, иногда выразительно поглядывая чуть в сторону от меня: «Пишите о том, что видите, что знаете, и не пишите о том, чего не знаете».
Вот так. Нормально! Что вижу, то пишу. И вообще, откуда эти «литераторы» могут знать, что я знаю, а чего не знаю?! Если они чего-то не знают, это не означает, что я этого не могу знать, потому что вроде как младше их возрастом, «неопытнее».
До лета был написан только один «Марс». Производительность резко падала. И лето тоже вполне можно было бы считать никаким в творческом плане, если бы не «Лампочки». Долго вынашивавшееся «идейное» стихотворение. Можно сказать еще один кошмар в комнате, но теперь уже не связанный со сверхъестественным, а со вполне естественным для каждого, серым веществом в голове, мозгом.
Мозг человека – самая большая загадка для человека. Что мы знаем о его возможностях? Ничего. Как мы можем знать о его возможностях, если у лучших из нас он работает максимум на 16%. У нас даже нет ни одной до конца точной теории работы мозга в сновидении. Но ладно, кто из вас захочет поговорить на эту тему, всегда, пожалуйста.
Поговорим о другом. Наш мозг – наш лучший друг и наш самый большой враг. Что следует понимать под последним? Излишне частое его использования (читай, меньше думаешь – лучше спишь) может привести к ужасающим последствиям. Не понимая его истинных возможностей и продолжая углубляться в него, существует риск переступить черту, отделяющую нормальную работу мозга от ненормальной. Когда мозг выходит из-под твоего контроля, частично, конечно.
Кажется, будто твой разум разделен на две части. И вторая упорно не дает покоя первой (я говорю не о раздвоении личности). Ежесекундное самовнушение со стороны второй (отрицательной) части готово испепелить тебя в ничто. Это трудно уловить не знающим сути дела, но тем не менее.
Так вот, в написанных летом 2001 года «Лампочках» я и показываю, как человек, разум которого вышел из-под контроля, может довести себя до полного умопомрачения. И хотя кому-то может показаться, что это количество лампочек влияет «на ухудшение состояния его здоровья» (здорово я охарактеризовал процесс клинического ускоренного умопомешательства с летальным исходом), на самом деле, лампочки лишь предлог. Все что происходит с тем человеком в комнате, есть результат внушения его разума. Лампочки еще не научились размножаться почкованием, поэтому рост их числа также иллюзия, внушаемая человеку его темной стороной мозга.
Он сам свел себя с ума, он сам себя убил, не сумев совладать с собственным разумом. Хотя простите, как же, ведь в «Лампочках» идет повествование от «Я». Значит это я, то есть мы с ним убили там себя. Хоть все это слегка не от мира сего, но стихотворение, по-моему, по образности и смысловой нагрузке просто отличное. Хотя по стилю я его специально сделал несколько угловатым, неровным, что ли.
Практически, «Лампочки» явились для меня началом конца. И хоть идей в голове было порядком, я и сейчас могу вспомнить десяток рабочих названий так и не созданных «идейных», но было очевидно, что я стал исчерпываться в плане того, как обо всем этом рассказать. Казалось, что это уже было. Эти же строки, эти же рифмы. К тому же отсутствовало всякое желание создавать новое. Для чего (или для кого)?
Еще каким-то образом в январе-марте 2002 года я умудрился за почти десять присестов написать «Герберт Трог». Кстати, ставший самым большим по объему. Конечно, были и другие стихи, но… это уже было не то.
Случайно возникшее в сентябре 2002 года «Дуло пистолета» можно смело назвать моим собственным творческим самоубийством. И хотя формально последним произведением стала «Лунная долина» (24 октября 2002 года), все было кончено гораздо раньше.
Теперь поговорим о более веселых вещах. У меня часто спрашивают, какие стихи я считаю самыми лучшими. Пожалуйста, пятерка самых самых:
1. «В самой дальней комнате»;
2. «Скульптор»;
3. «Мечтатель»;
4. «Камни темной реки»;
5. «В стране теней».
Однако большинство моих знакомых и друзей, особо выделяют стихотворение «Твои глаза». Это единственное неконъюнктурное произведение о любви, шедшее, как говорится от души.
Ну вот, теперь я выполнил все пожелания. Вы просили, я написал. И еще раз напомню слова из начала этой статьи: «Голова у меня не болит, с ума я не сходил и пока еще не сошел, о самоубийстве всерьез никогда не задумывался».
Да и потом, вы же прекрасно знаете, как со мной всегда не скучно, в смысле весело. Надеюсь, повеселил.
Перечень стихотворений
(выделены вошедшие в сборник)
Усталость 14.10.1998
Ангел смерти 15.10.1998
Насмешники из Ада 18.11.1998
Страна для души 10.12.1998
В бору ходить люблю всегда 14.12.1998
Смертельно раненные чувства 30.12.1998
Как всегда 14.01.1999
Витаю в облаках 14.01.1999
Самоубийство 27.01.1999
Приговоренный 4.02.1999
Мыслить, значит, мыслью бредить 17.02.1999
Тюрьма для ума 23.02.1999
Неверна гибель 14.03.1999
Нечто – изменяет 14.03.1999
Одиночество величия 16.03.1999
Горький выбор 16.03.1999
Золотой век
Твой час, пришелец! 5.04.1999
Призрак ночи 7.04.1999
Зеркало 12.04.1999
Там, на высоте! 23.04.1999
Камни темной реки 24.04.1999
Оберегай природу 26.04.1999
Мы – листья жизни 27.04.1999
Смирение – не истина 29.04.1999
Только одна фраза 29.04.1999
Да, обретет душа покой! 2.05.1999
Он 4.05.1999
Пустота 7.05.1999
Лучше не просыпаться 8.05.1999
Монолог, отверженного мессии 12.05.1999
Твой личный Иисус 17.05.1999
Слово вечности 19.05.1999
Бумажный вестник 7.06.1999
Мечтатель 8.06.1999
Надуманный кошмар 2.07.1999
Но однажды… 3.07.1999
Тайна, покрытая мраком 5.07.1999
В самой дальней комнате 12.07.1999
Твои глаза 20.07.1999
Знамение 29.07.1999
Янтарь 2.08.1999
Ворота в никуда 9.08.1999
Сириус 12.08.1999
Легкий бриз 12.08.1999
Облако 1.09.1999
Голоса 5.09.1999
Ночное сумасшествие 18.09.1999
Воспоминание 25.10.1999
Голубая бездна 10.12.1999
Раннее утро 19.12.1999
Странный вопрос 28.01.2000
Хранители времени 31.01.2000
Девушка-тень 6.02.2000
Колесница Перуна 26.02.2000
Любимая моя 6.03.2000
Казнь 17.03.2000
Руки в космос 30.03.2000
Кедровое величье 10.04.2000
Пейзаж 28.04.2000
Мираж 12.05.2000
Черный пес 23.06.2000
В стране теней 27.06.2000
Берегом моря 5.07.2000
За спиной 7.07.2000
Книжка 14.07.2000
Ночь с Луной 18.07.2000
Тоннель 31.07.2000
Двое 2.08.2000
Не уходи! 28.08.2000
Серебряный век
Прикоснись к вере 3.09.2000
Белый потолок 8.09.2000
Стены 14.09.2000
Ночной гость 30.09.2000
Посмотри себе в глаза 13.10.2000
Ты прекрасна 28.10.2000
Скульптор 4.11.2000
Только б… 25.11.2000
Дорога вниз 28.11.2000
Туман 14.12.2000
Тибет 27.11.2000
Глухая сладость 29.01.2001
Марс 26.02.2001
Слышать космос 18.06.2001
Лампочки 22.06.2001
Месть темноты 25.06.2001
Атомная зима 27.06.2001
Пришло время прощаться 28.06.2001
Гранитный круг 4.10.2001
Комнатный идиотизм 8.10.2001
Загадка 13.10.2001
Шутка 7.11.2001
Герберт Трог 12.03.2002
Маниту 26.07.2002
Дуло пистолета 6.09.2002
Лунная долина 24.10.2002
ИТОГО: 95