Это было давно, очень давно
Просьба не путать литературных героев и авторов
***
К ночи боль перешла границы терпения
Вызов «скорой» казался верным решением
Грустные сборы. Выбрано направление
Как просто из прошлого выйти без сопротивления
А сколько от мыслей ночей не спала – без толку
Сама не смогла –
болезнь помогла –
все расставить по полкам
А тот, кто для сердца так долго
Так много значил
Отвез с чувством долга
В обитель женского плача
Молчали –
К чему разговоры
Упреки, слезы
Как будто знали –
Встреча не скоро
И слишком поздно
***
Тусклые стены.
Разбитые судьбы – так много…
Лишь видимость гигиены. А ей здесь помогут?
Помогут – ты жди
Осталось немного времени
Здесь вынут огонь из груди
Получишь свободу и жизнь под бременем
***
Страх больничный
усилил ей страдания
Уж тут не до личного
Ночь прошла в ожидании
Но врач оказалась жестокой и безразличной
С ее появлением
Вовсе не ранним утром
Услышала с удивлением,
Что нет в ней мудрости
Сердце в смятении, испуге… и старом халате
Ты выглядишь словно...
Брошенная невеста
Таким, безусловно,
Не место в этой палате
В палату № 17! – Там твое место
Врачу показалась
судьба эта бесполезной
(Врач не интересовалась
её болезнью)
***
В палате № 17 семнадцать мест
Семнадцать мест
Для брошенных кем-то невест?
Словно большая ночлежка. Но здесь так весело!
Ты что на крючок судьбу свою грустно повесила?
Перестань унывать
И чувствуй себя как дома
Выбирай кровать
Но правда они все сломаны
Хлам по углам
На кровати свернулся котенок
Сердце сжалось – ведь там
Дома остался ребенок…
Смотри веселее!
У нас так много народу
Сифилис, гонорея, тяжелые роды
Мы разные, но мы вместе, из общего теста
(наверное, кем-то брошенные невесты)
***
Да снимай же пальто!
(И ведь странно – пришла сама)
А тебя к нам ЗА ЧТО?
Но ведь это же не тюрьма…
Мы как большая семья
И ты здесь будешь своя
Выжить - значит стать выше
Пусть и остаться на месте
Для этого надо смириться
Смириться - стать выше обиды
Выше - временной роли
Потом уже будет видно...
У каждого здесь - своя тайна
У каждого своя здесь - много боли
Здесь каждый - на поле боя
Села на кровать
И вдруг услышала:
Зачем здесь кормящая мать?
Как тебя звать?
И вспомнила что зовут ее Таня
И она не невеста
Тем более и не брошенная
Врач оказалась хорошей
Наверное - ученица....
Эта врач молодая
Была здесь совсем чужая
Она здесь недавно
Временно-ненадолго
Она еще помнила главное
О людях, о чувстве долга
В ней не было этой злости
Скрытой под белым халатом
Такая была здесь одна
И Таню перевели в другую палату
И вслед ей - лишь тишина
Её здесь не ждали в гости
***
Дальше, наверное, уже не имеет смысла пытаться говорить стихами. Возможно, это был перекресток. Если бы Таня не заболела и не попала в больницу, ее жизнь пошла бы в направлении № 1. А в сложившейся ситуации – в направлении № 2. Дело в том, что возврата назад не предполагалось. Перекресток – выбор одного из двух путей. Выбирать не пришлось, так как выбор сделали обстоятельства.
Внезапное попадание в больницу тогда, когда человек здоров, полон сил и планов и совсем и не планировал болеть – это выпадение из повседневности. Чувствуешь себя отверженным и беззащитным. Часто это приводит к нехарактерной задумчивости, неожиданным мыслям и решениям. Сигнал к тому, что необходимо пересмотреть ситуацию и сменить направление. Однако и риск ошибочных решений очень высок.
Таня провела в больнице 3 недели. Это была единственная в городе больница «для женщин». Хотя прошло уже 20 лет, все равно кажется удивительным само существование такой больницы. Хотя, что же тут удивительного? Разве удивительно, когда люди с совершенно разными и противоположными заболеваниями и состояниями «лечатся» все вместе – совсем рядом, и нередко, в одной палате тут можно было встретить «гонорею», «аборт» и «тяжелое течение беременности».
Особенно отличалась в этом отношении 17-я палата. В неё вел отдельный вход, прямо с лестницы. И вопреки всем законам организации больниц, в ней было 17 кроватей, нередко, сломанных, но все они были заняты. Сюда "помещали" того, кто чем-то не понравился заведующей отделения. Это была палата "для отверженных".
А не удивительно ли, что можно перепутать срок беременности и преждевременно родившегося жизнеспособного ребенка положить в коробке на холодный пол в общественную ванную. Потому что предполагалось, что это «выкидыш», и он не будет пищать под ванной несколько часов, привлекая внимание беременных, которые выстраивались в очередь, чтобы увидеть… Некоторые плакали, другие переживали это потрясение молча.
Не удивительно ли, что заведующая отделением была «помешана на чистоте». В любое время суток мог внезапно произойти «санитарный обход». Это когда, например, в 12 ночь, внезапно включается яркий свет в палате и раздается крик "Встать!" Одурманенные димедролом, успокоительными и обезболивающими, в попытках хоть немного уменьшить боль телесную и сердечную, женщины вскакивали от этого крика. Конечно, только те, кто в принципе мог встать. А дальше начиналась проверка тумбочек и отчитывание всех «за грязь». Все, конечно, чувствовали себя удивленно виноватыми из-за забытого на тарелке куска хлеба. Но было ясно, что тот кто видит во всем «грязь», должен прежде всего искать ее в своей жизни.
Не удивительно ли, что операции, которые должны проводится под наркозом, нередко проводились без наркоза, потому что «и так сойдет». И животные крики разносились по палатам, опять таки с испуганными беременными.
Или, наоборот, могло быть так, что зайдя на обычный осмотр, человек неожиданно видел перед собой неестественно улыбающееся лицо врача, а далее на лице его оказывалась маска для наркоза. Оказывалось, что его и не предупредили о том, что собираются делать операцию. А после, опять-таки неестественно улыбаясь, врачи объясняли высокую температуру и крайне опасное состояние своего пациента «простудой».
Удивительно, как люди жили и выживали и выходили на волю наконец из этой больницы, больше напоминающей тюрьму с надсмотрщиками-садистами. Только в этой тюрьме совсем не было мужчин. Это была исключительная территория женщин. И садистами были женщины в белых халатах.
Нередко «выжившие» пациенты потом с удивлением обнаруживали, что они были больны не той болезнью, от которой их «лечили» в этой клинике, а совсем другой. Например, грыжа позвонков или боли, источником которых были совсем другие органы, приводили к тому, что больной случайно и ошибочно попадал в «женскую» больницу. Всех прибывших принимали и выпускали неохотно, только после «курса лечения».
Однако, как и в любой тюрьме, люди объединялись вместе, чтобы выжить, дружили, даже смеялись.
Там не было счастливых женщин. Почему-то все страдали прежде всего «болью сердечной».
И это привело к неверному выводу о том, что любовь приводит к боли и страданию.
Но и к верному выводу о том, что открывать свое сердце стоит только мужчине, готовому нести ответственность за все, что только может произойти на пути двух людей. Только тому, кто готов действительно быть рядом и в радости и в боли.
Яркая и безответственная любовь-страсть меркнет в такой ситуации и оставляет только одиночество и разочарование.
Еще можно прийти к верному или неверному выводу о том, что человек в конечном итоге должен полагаться только на себя. Нет смысла надеяться на помощь и поддержку мужчины. Так как ее может и не быть.
Любой из этих выводов может быть как верным, так и неверным. Однако человек, попавший в такую жизненную переделку, которой может быть, например, армия, тюрьма или такая вот больница, скорее всего будет представлять жизнь по-другому, чем раньше (или по сравнению с тем, как было бы, если бы Таня не заболела или если бы она оказалась в хорошей больнице).