Откуда он появился в нашей компании, никто не знал. Просто однажды пришел и остался. У нас все так появлялись – тусили недолго, потом исчезали, насовсем оставались одни подрёберные. Трудно объяснить непосвященным, кто такой подрёберный, но самим подрёберным ничего объяснять не надо – они всё сразу понимают на клеточном уровне. А он вроде и подрёберным не был, а все равно прижился.
Я уже не помню его лица. И не помню его имени. Наверно, не знала. Мы звали его Всяча – от странной привычки по любому поводу выдавать фразу типа «всякий человек должен» и прочее.
В чудомике – так дразнили главное место вращения нашей банды – можно было обнаружить что угодно и кого угодно. Первый раз я попала туда еще школьницей и только через год узнала, кто настоящий хозяин этой квартиры, потому что в ней жили все и всегда. Дверь не запиралась вообще, там и замка-то нормального не было, да и на кой? Все равно никогда не случалось, чтобы чудомик совсем опустел или чтобы все спали. Всегда кто-нибудь сидел на кухне, кто-нибудь бродил по комнатам – говорили, пели, мастерили всякую фигню, пили коньяк, изобретали авантюры. Иногда они были связаны со срочным обогащением и даже срабатывали, и тогда чудомик был сыт и пьян, а весел он был всегда.
Мир тебе, человек.
На белой дверце холодильника красовалась надпись, сделанная зеленкой: «положил – спасибо, взял – на здоровье». Можно говорить, можно молчать, можно плакать или избить боксерскую грушу. Можно даже устроить рок-н-ролльный марафон до утра – возражающих соседей не было. Можно забиться в угол и день за днем наращивать новую кожу. И никто не спросит – а на фига?
Всё можно. Все свои.
В комнате на комоде стояла жестяная банка из-под кофе, в ней лежали деньги. Надписи на банке не было, но она подразумевалась. Надо – возьми оттуда, можешь – положи туда. И брали, и клали, и никто за этим не следил. Смешно, правда? И не верится уже, что так могло быть.
А еще почему-то никогда не приходили в чудомик с пассиями. Как-то не принято было, хоть и не аскеты. Ныряли с головой в какие-то романы, иногда надолго пропадали, а потом возвращались, порой совсем без головы, зализывали раны или высмеивали свои же переломы. Зато если вдруг здесь появлялись женщины – о, это были такие женщины…
Однажды я тоже приглашала к нам одну невероятную даму, которая за вечер свела с ума всю компанию. Когда-нибудь я и о ней напишу, если сумею.
Всегда полумрак, всегда раскардаш. Да и ладно – кто не знает, что пыль толще одного сантиметра сама падает? Зато… тут можно целый список написать из миллиона пунктов. Мне вообще нельзя начинать говорить про чудомик, иначе я неделю не заткнусь, поэтому просто вернусь к нашему Всяче.
Как-то раз прибегаю взъерошенная и обнаруживаю космическую стерильность – дверью ошиблась или мы тут больше не живем? Всяча выходит из ванной, штаны закатаны, в руках мокрая тряпка:
–Всякий человек должен создать вокруг себя чистоту и гармонию.
Падаю в кресло, исступленно жалуюсь на задолбавшего чудотворца, от которого еле отбилась у подъезда под предлогом, что сюда чужих не пускают. В чудомик, ага – готовый анекдот. Нудный, нудный, задрал, таскается по пятам и стихи читает, господи! Деньте его куда-нибудь! Ребята хохочут, а Всяча выдает глубокомысленно:
–Не верь, не верь поэту, дева, его своим ты не зови, – и так до конца.
–Любишь Тютчева?
–Всякий человек должен знать стихи Тютчева, даже если он его не любит.
–Всяча, ты нормально можешь разговаривать??
–Всякий человек должен уметь нормально разговаривать.
Поговорили, блин.
Сбегаемся кучей вечером, голодные как негры. Никуда не успели, все магазины уже закрыты, вокзальный буфет чуть выручил, но тоже не особо – каких-то бубликов натащили, пряников каменных, еще всякой ерунды, а в чудомике запах – ложись и помирай.
–Что там, тефтели?
–Сам ты тефтели, это хинкали!
–О, да ты гурман… Это чахохбили!
–Это долма. Всякий человек должен уметь приготовить интересное блюдо.
– Откуда у нас такой вкусный кофе? Вчера варили, был как помои!
–Всякий человек должен уметь из любого сырья приготовить чудесный напиток.
Так и подмывало спросить – ты из дерьма конфетки лепить не пробовал? Словом, бесил ужасно. Но как-то так радостно и приятно бесил, что не хотелось его потерять. Хотя временами я просто изнемогала:
–Стукните его кто-нибудь по затылку, пусть он уже наконец станет фиолЭтовым в крапинку!
И только плечами пожмет равнодушно:
–Всякий человек иногда бывает – как ты сказала? – фиолетовым. В крапинку.
Как-то подорвалась я из чудомика домой, не помню, зачем. Всяча вызвался провожать, а я живу в таком месте, куда меня нельзя проводить, можно только отвезти, потому что обратно уже не выберешься – по темноте автобусы не ходят, метро не то чтобы закрыто, а его просто нет и никогда не будет, а в таксе, конечно, содят, но лишь если привезли кого в наши курмыши. Короче, в те времена это был просто нереальный край географии. Но как Всяче возразишь, когда всякий человек должен понимать, что девушке небезопасно так поздно одной по городу? А что свободное спальное место у меня только на кухне – головой под стол, ногами в коридор – так всякий человек должен уметь спать там, где постелили, и не выпендриваться.
Только на самом деле мы всю ночь просидели на подоконнике, свесив ноги на улицу – курили и играли в города. Всяча выиграл. Интересно, у всякого человека была такая кайфовая ночь?
Мы не скоро узнали, что Всяча был бездомным. Он иногда уходил на несколько дней. Мы думали, домой, а оказалось, что на вокзал или, когда тепло, на заброшенные дачи. Зачем? В чудомике табеля нет, восьмерки не ставят за присутствие, надо – живи. Не хотел – всякий человек должен понимать, что его не должно быть много.
Я не знаю, в каком городе он раньше жил. Много лет у него была парализована мама. Кто сталкивался, знает, как это тяжело и трудно – выхаживать человека без всякой надежды на то, что он встанет на ноги. Всяча верил – без веры трудно, но она не всегда спасает. Его мама умерла. В ту единственную ночь, когда он не пришел ночевать. Так случилось.
Может быть, она все равно бы умерла в эту ночь, но разве этим утешишься? Всяча сорвался.
Когда его выписали из психушки, в их крошечной квартирке уже поселились какие-то люди. Они отдали ему папку со старыми фотографиями и письмами и выпроводили вон. Всяча был благодарен – могли и не отдать. Несколько лет он путешествовал налегке по нашей необъятной родине, а потом вот к нам попал.
Все это мы восстановили по обрывкам случайно брошенных фраз – Всяча никогда не жаловался. Как всякий человек, который просто несет свой крест.
Он был такой беззащитный и такой весь настежь распахнутый, что временами становилось страшно. А потом вдруг выдавал очередную фразу про то, что должен всякий человек, мы хохотали и отпускало. С ним ничего не может случиться. Просто не может. И вот однажды…
Но лучше по порядку.
Играли в покер на даче. Дача громко сказано – избуха такая посреди бурьяна, на отшибе заброшенной деревни. Но нам нравилось – неподалеку озерцо и даже с рыбой. Коты какие-то приходили дикие, ели печеную картошку, в руки не давались, смотрели зло и мурчали кровожадно. Я мечтала хоть одного подманить, мяса извела полкастрюли. Нет – нажрался и ушел, гад. Жалко, что коты не люди – я бы за него замуж вышла. Люблю злых и независимых.
Всяча в покер не играл. Ну, понятное дело – всякий человек должен выбирать себе именно то занятие, которое ведет к гармонии, а от покера какая ж гармония? Того и гляди канделябры в ход пойдут.
В тот день Ромка, пиротехник хренов, придумал какой-то невиданный фейерверк показывать – он полгода про него мозги всем выедал, и вот сделал.
Описывать фейерверки вообще дело неблагодарное – тыщ да тыдыщ, и такое шшшшшшш… Красиво, в общем.
Когда дом загорелся, никто даже не удивился, а хозяин меньше всех. Мы, конечно, пометались в жалких попытках спасти избуху, но кого там – вспыхнула ярче того фейерверка. Хорошо, была в бурьяне огромная бочища с дождевой водой – облили вокруг, чтоб дальше не пошло и смотрели стояли. Вот красота, ага? Ночь, звезды, людей никаких нет на добрый десяток километров вокруг, средств связи тоже никаких нет, машина за нами только через два дня приедет, а у нас дом горит, и мы ржем стоим.
–А вот интересно, сумку со жратвой никто прихватить не догадался?
–Я коньяк взял.
–А я карты.
–Карты вкусные, ага. С коньяком так вообще.
–Да ладно, кота сожрем.
–Кто его ловить будет, ты?
–Всяча поймает. Всякий человек должен раз в жизни поймать кота.
–Скорее кот Всячу поймает. И сожрет.
–Ну, или так. Мы одним котом все равно не наедимся, а Всячи коту надолго хватит. Всякий человек должен раз в жизни накормить кота от пуза, пусть даже собой.
–Тогда пусть кот тебя сожрет, ты жирный, а Всяча худой.
–Не, у меня сало одно, от меня кота стошнит. Всяча, пойдешь на обед коту? Всяча? Ребят, а где Всяча???
Всячи не было.
Мы играли в покер, а он попросился подремать у меня на чердаке, и я разрешила.
Дом полыхал, мы орали, пытались облиться водой и влезть внутрь, а много толку-то от мокрой майки? Крыша с грохотом рухнула.
Осипшие от крика, грязные, опаленные, измученные, мы валялись на траве. Ромка глухо выл, уткнувшись лицом в землю. Как теперь? Скоро рассветет, будет новый день, мы пойдем в город, а дальше? Будем просто жить? Разве после такого живут?
–А вы зачем дом сожгли?
Нас подкинуло как взрывом. Всяча!
–Ты где был?????????
–На озере. Рыбки наловил. А что?
Меня не держали ноги.
–Если он сейчас скажет, что всякий человек должен наловить рыбки для ухи…
–Или раз в жизни сжечь дом...
Ромка икал и хрипел так, что ничего нельзя было понять:
–Всяча, гад… чтоб ты сто лет жил… чтоб ты одну рыбу ел… чтоб ты ее всю жизнь ловил… чтоб тебя лягушки искусали!!!
Рыбу мы запекли прямо на пепелище – чего добру зря пропадать? Несоленая рыба – это такой кошмар, но всякий человек должен уметь жрать чего дают. И даже без соли.
Я не знаю, куда потом подевался Всяча. Однажды он просто исчез – так же внезапно, как и появился. Узнать, куда он отправился, нам не удалось. Последнее время он часто говорил про какой-то таинственный монастырь – может, ушел его искать?
Жизнь катилась себе куда хотела, нас не спрашивала и правильно делала. С годами чудомик опустел, а потом и вовсе исчез как явление, и о том, что он был, на этом свете помню только я. Иногда становится совсем невмоготу, и тогда я беру телефон и набираю номер. Я не знаю, кому этот номер достался, и достался ли он кому-то вообще, потому что там никогда не снимают трубку. Я просто слушаю гудки и каждый раз думаю, что вот сейчас раздастся знакомый щелчок и один из родных голосов скажет: «Чудомик с вами». И безумно боюсь, что трубку действительно снимут. Потому что там не знают пароля. И тогда у меня не останется никаких иллюзий.
Далекий свет родного чудомика коснулся меня во время недавнего гостевания в Москве, когда прекрасная женщина, оглядевшись по сторонам, восторженно воскликнула: «Боже – собаки, кошки, дети, поэты! Какая прелесть!».
Я задохнулась.
Чудомики бывают. Они случаются. Их очень просто отличить – в них живет Свет и можно быть собой. Остальное неважно.
Почему вдруг рассказ мой про Всячу? А я не знаю. Наверное, потому, что про всякого человека должен хоть кто-то иногда вспоминать. И рассказывать другим. А иначе – зачем это все вообще?