Кто разрешал тебе менять мой мир?
Кто дозволял ломать стереотипы?
Кто право дал вторгаться в мой эфир,
Настраивать мои же объективы?
Да ладно кто, но главное зачем?
Зачем вверх дном вертеть моё сознанье
И хрупких костных черепушки стен
Шатать и без того больные основанья?
Мой мозг теперь застывший, как река
В период тяжкой долгой зимней стужи.
Груз мыслей затопил все берега,
И не идёт им кислород снаружи.
Темнеет кровь, внутри немножечко сверлит,
И говорю теперь почти неслышно.
О Господи, ну хоть бы не бронхит!
Нет, не бронхит, друг мой. Берите выше.
Лёд тронулся, освобождая берега,
И на одном из них вдруг вырос дом.
А на крыльце - бегущая строка
Не «вход», большими буквами «ДУРДОМ».
Есть вход, а выхода как будто бы и нет.
Секунды здесь со скоростью минут.
Известно всем: потерянный предмет
Не обязательно когда-нибудь найдут.
«Ты не найдёшь меня?» – я жалобно спрошу.
Игнор. Какой же искренней он – твой игнор!
Я о тебе стихов отныне не пишу,
Я лучше эти все поставлю на повтор.
Ты всё сломал, разрушил, раздолбал.
Кто право дал… Но здесь не в этом сок.
Ты – не виновен, ты стихов мне не писал,
Не выбивал мне табуретку из-под ног.
Ты всё разбил, ты холодом проник
В мой неприкосновенный раньше мозг.
Не спас меня от бури дождевик,
Не спас тебя от тёмной крови лоск.
Но ты живой – ты выплыл изо льда,
Ты снял петлю и твёрдо на пол встал.
И ты ушёл, не вспомнив никогда
Ту, для кого стихов ты не писал.
А я всё тут – в своей же голове.
И, к сожаленью, затянулся мой бронхит,
Как тянется в давно некошеной траве
Собраньем гнили вереница плит.
Одна, две, три… Считаю имена,
И вторит эхом опустевший зал.
Вот все они – платившие сполна
За тех, кто им стихов не посвящал.