Ох, подкузмили мне хохлы...
Да ладно, ладно – украинцы!
Мне написать бы о любви,
О ночи, где щебечут птицы.
Но птицы ночью не поют?
В орнитологии – не дока.
Вороны точно не дают
Заснуть порой хоть ненадолго.
... Я помню, помню тот ботсад,
Тот дочернобыльский, с сиренью,
Его к Днепру ленивый спад.
Да, это было в воскресенье….
На тёплом дёрне пили мы,
И вниз текла сирени лава.
Как беззаботны и хмельны
мы были, и стояла справа
с вонзённым в небеса мечом
Угрюмая стальная нэнько,
И речи были ни о чём,
И Днепр серый тёк близэнько.
Сплошной волной сирень лилась,
И рвали глаз её оттенки.
И власть. Умела нежно красть,
И руки не чесались к стенке
её поставить и спустить
Курок старинного нагана.
И сладко было нам так пить,
Купаясь в радости обмана.
Мы не пропили ту страну,
Она сама собой пропилась.
Растаяла как снег в весну,
Что вдруг с циклоном накатилась.
Мы не пропили город тот
С его сиреневою пеной.
Он съеден был как хрусткий торт -
Расхожий символ яви бренной.
Опять кручусь,верчусь как болт
С неумно сорванной резьбою.
Хотел же о любви, а вот…
Но что же делать мне с собою?
Жизнь, пощади, не лезь вовнутрь
Ковшом погнутым, пыльным ржавым.
Отстань хоть на мгновенье, ну!
Не жги нутро сухое жалом!
Смеёшься гадко над людьми,
А ведь они твои же дети…
А я хотел вот о любви,
Да видно нет её на свете.