Часть пятая
I
Вот и лето на исходе –
Год четвёртый позади,
Как решили все на сходе
Башню строить от нужды.
Стройна башня и нарядна,
Как девица у реки:
До венчающего камня
ВIоув(1) нынче возвели.
Решено – при всём народе
Камень этот водрузить,
Чтоб гуляньем на природе
Дело с миром завершить.
Потому с утра хевсуры
Веселятся от души,
Изливается чонгури –
Слышно даже и в глуши.
На полянке, как на свадьбе,
Дружно варятся котлы;
Каждый в праздничном наряде –
Словно горные цветы.
Вот, быка с утра пригнали –
В жертву будет принесён,
Чтобы горести не знали –
Весь в молитвах вознесён.
Тут старейшины в почёте –
Славно потчуют в тени,
Молодые, как на взлёте,
В танцах кружатся одни.
Восседает меж старейшин
Гость нарядный, из кистин –
Всем доволен, безмятежен,
Друг Гурама он – Умин.
Чтоб событие такое
С кунаками разделить,
Посчитал он за святое
Их на праздник посетить.
И сейчас он дело славит,
Чтоб хевсурам угодить,
Рог за это поднимает,
Не спеша его допить.
Вслед затем, как будто коршун,
Заприметив где-то дичь,
Вкруг влетает, весь обуян
Чувств немереных постичь.
В танце огненном, не в меру,
Удаль горская видна:
Умиленье дарит взору,
Красит горца седина.
II
Полдень, солнце уж в зените,
И момент такой настал,
Что Гурам, при важной свите,
Слово главное сказал…
Вслед за ним отец Онуфрий,
К Богу глас свой вознеся,
Окропил водой священной
Камень, благо тем прося.
И взобрался напоследок
Ловко радостный Бихо,
Взял с собой последний слепок,
Чтобы вставить там его.
Он на башне – точно птица,
Как орёл – властитель гор,
И готов хоть с кем сразиться, –
Кто затеет ратный спор.
Вот, внизу уже готовы.
Завершили весь обряд.
И подкрепы, и засовы –
Всем довольны стар и млад.
Камень крепко обвязали,
Потянули быстро, так,
Что, казалось, поднимали
То не камень, а пустяк.
Так и встал на место камень,
Мастер закрепил его,
И отныне будет вечен –
Он венец судьбы Бихо.
III
Вновь хевсуры все на сборе –
Чтобы пленника судить,
Но теперь подсудны двое –
Им и нужно объявить,
Что старейшины решили,
Их работу оценив,
Для чего и пригласили,
То народу объявив.
Встал Бихо перед народом,
И Циция – в стороне,
Каждый смотрит добрым взором –
Все довольны тут вполне.
А Гурам среди старейшин,
Слово молвит, как всегда.
Глас его степенен, важен,
Даже злобен иногда.
Но теперь – иное дело –
Только радость на лице.
Потому и пленник смело
Приговора ждёт себе.
После паузы недолгой
И вступительных речей,
Говорит Гурам молитвой,
Чтоб закончить всё скорей:
«Перед Богом и народом
Слово дали мы тебе,
Что в согласье, с уговором,
Ты отправишься к себе –
В полном здравии, с почётом,
И не проклятый в вражде,
Не отвергнутый с позором,
И не брошенный в нужде.
Хоть и затянул ты с делом,
И не в радость это нам,
Но сильны мы данным словом –
Убедишься в этом сам…
Мы проверили работу –
Нет изъяна в ней нигде,
Башня вовсе нам по нраву –
Знать, угодно так судьбе,
Что свободен ты отныне,
Как и сказано тебе, –
Мёд не сладок на чужбине,
Потому вернись к себе.
Бог лишь властен в твоей доле,
Было так предрешено,
Что, придя врагом и в горе,
Нас оставишь, как должн;.
Но, и всё же, ты не враг нам –
Породнились мы с тобой,
Потому решили дать вам
Кров отдельный, за рекой…
Пожелаете с Цицией –
Род продолжите тут свой,
Коль в Кистети захотите –
То отправим вас домой.
Слово данное вначале,
Мы, как честь свою, храним,
Ты не видел нас в обмане –
И на том сейчас стоим.
А теперь замолви слово,
Во внимании мы все,
Что желал бы ты такого,
Чтоб дозволили тебе?»
Слушал старца весь понурый,
И в молчании, Бихо,
Взгляд у пленника безмолвный,
В землю он вонзил его.
Постояв ещё в раздумье,
Поднял голову гIалгIа(2),
Тут его немое зренье
Охватило всех сполна:
«Вам, старейшины седые –
Без сомненья, мудрецы, –
Говорю о том впервые:
Для меня вы – как отцы.
Возношу о вас молитвы,
И в душе своей храню
Лишь утешные моменты –
Как спасли вы жизнь мою.
Благодарен я за это,
И простить меня прошу,
Что неправ бывал я где-то
Не поверив вам. Хочу
Вас заверить, что отныне
Я с родными говорю,
А за то, что нёс в порыве,
Мне простить опять прошу.
Вот четвёртое уж лето
Нас покинуло с тех пор,
Как без воли моё тело
К вам попало с дальних гор.
Много мыслей пробежало –
И жестоких, и скупых:
Просто веры было мало,
Что останусь я в живых.
Лишь когда судьба связала
Нас с Цицией на двоих,
Я поверил, что настала
Мне пора взлюбить чужих…
Не подумайте, хевсуры,
Что я злость на вас таю,
Ни к чему сейчас укоры –
Вы не свергли честь мою.
За былое Бог рассудит,
Он над нами господин,
И плохое пусть отступит,
Ваших ми;луя седин.
За добро, что вы сулите,
Даже кровом наделя;,
Клятву верную примите –
Братом кровным буду я.
Но за то, что пожелаю
Я с женой уйти туда,
Где, без ;стали страдаю,
Чтоб вернуться навсегда,
Вы обиду не держите,
Не корите уж зазря –
Сколько блага ни сулите,
Не уд;ржите меня.
Для невольника любого
Всё же родина мил;.
Нет мне счастья никакого
Без родимого тепла.
Потому и не судите
Слово твёрдое моё,
Лучше с миром отпустите,
Слово выдержав своё».
Немота покрыла разом
Лица хмурые круг;м,
Каждый ст;рец умным взглядом
Молча думал о своём.
«Раз решили нас покинуть,
Нет нужды перечить вам, –
Чтобы все могли услышать,
Громко молвил им Гурам, –
Мог и раньше ты уехать,
Если бы поверил нам,
Но в неверии, чтоб выжить,
Плен продлил на годы сам.
А теперь с Цицией вместе
Нас покинешь ты, кистин.
Пусть Циция в новом месте
Не познается кручин.
Пусть земля кистинов дале
Служит домом для неё,
И да сбудется на деле,
Что желала мать её.
Ты, Бихо, отныне волен.
Завтра рано поутру
В путь отправишься, доволен…
И свершится всё к добру».
IV
Солнце ясное на небе
С утром дружно говорит,
Всё живое в сладкой неге
На собравшихся глядит.
Весь аул пришёл проститься –
И с Цицией, и с Бихо.
Все спешат, чтоб помолиться
И не сглазить торжество.
Кто в стороночке слезится,
Провожая в дальний путь,
Кто в усердии крестится,
Чтоб несчастие спугнуть.
В стороне стоят покл;жи –
Каждый п;дал то, что смог:
Тут вино в хурджинах даже
И буз;, что в;лит с ног.
Вот, ребята, пошустрее,
Двух стареющих коней,
Держат, будто нет милее
Их линяющих мастей.
Подзывает их Циция,
Чтоб поклажу нагрузить:
В путь отправиться им время –
Как бы что не позабыть…
«Ухожу от вас, родные,
Оставляя сердце тут,
Хоть кистины и чужие,
Но они меня поймут.
Примут дочь они Ломани,
Как кровинушку свою,
И развеют над горами
Долю горькую мою.
А для вас, мои хевсуры,
Я лишь скорбное дитя:
Вам прощаю я обиды,
И простите вы меня», –
Так Циция поклонилась
Всем старейшинам сперва,
И слезою закатилась –
С места тронувшись едва.
Проводили их общиной
До граничного бугра,
Дальше путь лежит низиной –
Вдоль покатого холма.
Впереди Бихо неспешно
Гонит грузного коня,
А Циция, следом, слышно,
Скачет, жизнь свою кляня.
Вскоре грозные вершины
Окружили их вокруг:
Смотрят будто исполины,
Стройно выстроившись вкруг.
За высокою горою
Открывается река,
Что струёю голубою
Устремляется в бега.
Это Асса там резвится,
С ней играют облака;
Дичь воды спешит напиться –
Трёт друг друга о бока.
За скалистым перевалом
Слышен стук издалека,
Тут Бихо в волненье малом –
Знать, Кистиния близка.
Ускоряет он лошадку
И Цицию теребит…
Вдруг, выходит на площадку,
И с коня сойти спешит…
Бледен, будто бездыханный,
И не слышит никого,
Даже взгляд какой-то странный,
Словно душит кто его…
На колени, вдруг, садится,
А в плечах трясёт всего,
Будто хочет помолиться,
Чтоб изжить на свете зло.
«Принимай, земля родная, –
Сам с собою говорит, –
По тебе скучал, страдал я…
Потому – душа болит».
На Бихо глядит Циция,
Лихо спешившись с коня,
Словно милая вития –
Мысли добрые храня.
А вокруг – немые горы
Тучной зелени полны,
Вдалеке на скалах вIоувы –
Будто стражники – видны.
Водит кругом глаз Циция –
На лице горит восторг:
«Вот и ты – страна ГIилгIия!(3)
Я вступила в твой порог.
Наконец сбылись желанья,
Мать, заветные твои.
Применила я старанья…
Ты, любимая, прости!
От тебя впитала с детства
Я мечтания свои,
А теперь одно лишь средство –
Жить в согласии, в любви.
Ты, прими меня, Кистети, –
Как свою родную дочь,
И твои невзгоды, беды
Я сумею превозмочь».
Тут, закончив все молитвы,
Приподнялся и Бихо,
До плеча своей невесты
Он дотронулся легко:
«Это есть страна гIалгIаев,
Твой очаг отныне тут,
Пусть, лишённые пороков,
Все пути к нему ведут.
Пусть хранительницы блага
Осеняют наш порог;
И минует нас утрата
И да сгинет злобный рок.
Пусть богиня Села Сата(4)
Покровительствует нам.
Поделюсь я с ней, как надо,
Всей добычей пополам(5).
Пусть отныне в этом крае
Ты познаешь лишь любовь.
Поселю тебя я в башне
Полной страсти и цветов.
Вот на этом самом месте,
Я пленение познал.
С Жанмирзой мы были вместе,
Он убитый тут упал.
Знать, угодно было Дяле(6),
Чтоб тогда я не пропал,
По погибшему Жанмирзе
Тут молитву прочитал.
А теперь, жена, немедля
Мы направимся в село,
Чтоб застала нас веч;ря(7),
И пока ещё светло».
«Только тут тебе открою
Тайну, что в себе держу:
Я, как мать, сюда вступаю
И внутри дитя ношу.
Пока были на чужбине,
Не хотела я сказать.
Но, всё думаю о сыне…
И, похоже, стоит ждать», –
Так Циция удивила
Словом мужа своего,
В нём желанье возбудила,
Чтоб устроить торжество.
И Бихо, поправ приличье,
Поспешил жену обнять,
Этим лишь придав величье
Ей – за то, что она – мать.
______________________
(1) ВIоув (ВIов, Воув) – (инг.) – Боевая башня.
(2) ГIалгIа (инг.) – самоназвание ингушей.
(3) ГIилгIо (вариант – ГIилгIия) (хевсур.) – Ингушетия, Кистиния.
(4) Села Сата (староинг. языч.) - В ингушском пантеоне языческих божеств является дочерью Селы - бога грома, молнии и погоды. Почиталась как покровительница рукоделия (искусства) и новобрачных.
(5) Имеется в виду принесение жертвы богине Села Сата.
(6) Дяла (Даьла) (инг.) – Бог, Высшее божество, Господь.
(7) Вечеря (старорус.) – ужин.