Ищи меня, ищи, в степи меня ищи,
Как между Цареградом и Москвой летают птицы,
И если мне придётся дурной воды напиться,
Она садиться мне на грудь, и снова враг мне снится.
Ищи меня, ищи, в степи меня ищи,
Опять разлился Днепр, он полон страсти и свободы.
И мне б уйти отсюда с тобой, и всё равно
Меня не правильно поймут великие народы.
Ищи меня, ищи, в степи меня ищи,
Там за Чертомлыком гуляет Запорожье,
Письмо турецкому султану - хлопцы держат спич:
Всiм буде дупа ворогам. Живи Велика Сiч!
Ищи меня, ищи, в степи меня ищи,
Я между строк исчез навек с великими полками,
Я дружбу вёл со смертью, я пел в ночи с волками,
Костёр пылающей любви я разгребал руками.
Издание: Вести. Репортёр
Ответы вокалистов группы УНДЕРВУД Максима Кучеренко и Владимира Ткаченко
Кем вы чувствовали себя, когда жили в Крыму – украинцами? Русскими? Насколько в то время вообще чувствовалась разница между этими национальностями на полуострове?
Максим Кучеренко: Нам известно, что графа «национальность» была упразднена в гражданских документах со времени развала СССР. С этого момента началось понимание национальности как события души. Мне рассказывали об африканских армянах. Мой двоюродный брат – наполовину армянин, – посещая Эфиопию, общался с «земляками», представлявшими собой совершенных негров. И со слезами на глазах они доказывали, что армяне. Лично мне кажется, что важной точкой отсчёта нужно считать язык. Это древний универсальный код. Присваивая его, мы отражаемся прежде всего эмоционально. Именно в нём живут фолк-матрицы, которые определяют наше национальное поведение. Патриотизм – это что-то горячее, эмоциональное. Поэтому и украинский, и русский языки образуют в нас нашу национальную целостность. Две трети жизни мы провели в Украине, следовательно территориально как украинцы мы состоялись.
Переехав из Крыма в Москву, как вы идентифицируете себя теперь (на вашем сайте в графе национальность указано – украинцы)? Имеет ли это какое-то значение в повседневной жизни, в творчестве?
Владимир Ткаченко: Знаете, можно сменить работу, пол, страну проживания, пароль в фейсбуке, струны на гитаре, но национальность сменить нельзя. И родившись однажды украинцами, мы украинцами и остаёмся. Даже не понимаю, какое это может иметь значение в повседневной жизни. Да и что такое повседневная жизнь, если не любовь к борщу и салу? По национальному вопросу всегда и во все времена была масса манипуляций, поэтому, когда я слышу: «я горжусь, что я украинец» или «я горжусь, что я русский», меня охватывает озноб. Можно гордиться своей страной, мамой, папой, детьми талантливыми, но как можно гордиться тем, к чему ты не имеешь никакого отношения, что тебе даровано от рождения твоими предками, генами и социальной средой? Нелепо же звучит: «я горжусь, что я христианин»? Лично я очень рад тому факту, что я украинец, и горжусь тем, что я человек. В творчестве, конечно, национальная принадлежность – это немаловажно. В украинских песнях – вся тихая грусть народа. У нас есть около десяти песен на украинском.
В свете последних событий то, что вы – украинцы, да еще крымская группа, дает ли как-то о себе знать (может быть, друзья обращают внимание на это в разговорах или повысилось внимание к вашей реакции на происходящее, может, есть реакция поклонников вашего творчества)?
Максим Кучеренко: Да, на это все обращают внимание. Расспрашивают, задают вопросы: почему не выпускаем украиноязычных альбомов. Но больше всего есть дело до настроения нашего творчества – мы, действительно, позитивисты по неволе, нам по другому нельзя. У нас на лбу написано, что мы из южных мест. Я думаю, если бы этого не было, нами бы особо не интересовались.
Что вы думаете по поводу нынешней ситуации в Крыму? (то, что видят украинцы: ввод войск, разжигание национальной ненависти, избиение журналистов, снабжение бандитов оружием, перспектива военного вторжения не только в Крым, но и во все южно-восточные области Украины)
Владимир Ткаченко: Я делю информацию по Крыму так: читаю новости, потом смотрю телевизор (немножко, потому что аппетит пропадает), потом звоню друзьям в Крым и спрашиваю, что там на самом деле. Больше всего я доверяю своим друзьям. Когда произошёл ввод войск, я поговорил сразу с несколькими людьми. Ответили следующее: стоят через каждые 10 метров в полном обмундировании и полной боевой готовности вежливые военные люди. Улыбаются, никого не трогают и говорят, что охраняют мирных граждан от беспорядков. И всё. Потом вежливые военные люди исчезли с улиц Симферополя. Но не из Крыма. Избиение журналистов, перспектива военного вторжения и военных разборок любого типа – это ужасно. Но нет ничего отвратительнее разжигания национальной ненависти. Национализм любой масти мерзок – русский, украинский, немецкий.
Крымчане на референдуме проголосовали так, как посчитали нужным. Поэтому и явка такая высокая, конечно. Историческое событие. И геополитически и социально-экономически Крым был всегда больше связан с Россией и с русским языком. И это бесспорно. Пусть это будет выбор народа Крыма, а не выбор российских или украинских властей.
Откуда вы узнаете информацию о том, что происходит в Крыму?
Максим Кучеренко: Смотря какую информацию. Если вообще по настроению, то хватает фейсбука.
Но в Крыму в последнее время приходится решать вопросы безопасности семьи и прогнозировать военные действия – будут или нет. И здесь уже информация добывается, как получится. Хочу сказать, что СМИ раздувают тревожную обстановку до размеров паники. Иногда, сарафанное радио выручает больше, чем фейсбук.
Что говорят ваши крымские друзья? Поддерживают ли они чью-то сторону?
Владимир Ткаченко: Наши крымские друзья говорят, что в Крыму всё спокойно. Говорят, что информационный террор и война больше на экранах телевизоров и в соцсетях, чем на самом деле. И в Севастополе и в Симферополе жизнь пока течёт своим ходом. Некоторые хотят в Россию, некоторые совсем не хотят, но они особо и в Украину не хотят, скорее говорят об особом статусе автономии для полуострова. Но градус напряжённости отношений зашкаливающий. Лично у меня (при всей мягкости и нейтральности моей позиции) уже появились первые проклятия в мой адрес и первые «отфрендившиеся». Смешно это всё, конечно, но это показывает накал отношений.
Максим, вы писали в фейсбуке, что ваши родственники сейчас в Крыму. Как они описывают происходящее? Вы не планируете увезти их из потенциально опасного региона?
Максим Кучеренко: У меня ситуация сложная. У меня тёща – «житель осажденного города» – такой есть статус севастопольцев, которые в годы второй обороны 1941-43 гг. находились в Севастополе. У тёщи поэтому есть скидка на электроэнергию. Тёща сказала, что никуда не поедет, дети сказали, что бабушку не оставят, а мы с женой – заложники одновременно и политических сил, и бабушкиного героизма.
В Крыму, кроме интернета, люди получают информацию только из российских СМИ (украинские телеканалы отключены). Ваши друзья и знакомые там рассказывали вам, насколько они согласны с правдивостью этих СМИ?
Владимир Ткаченко: С крымскими друзьями вопрос правдивости российских СМИ я не обсуждал. Мне не нужно это вообще с кем-то обсуждать. Я прекрасно сам всё вижу. Любое СМИ всегда стоит не на стороне объективности, а на стороне государственных интересов. Поэтому и российские, и украинские СМИ для меня на данном витке исторического развития не очень объективны.
Насколько остро во времена вашего детства и юношества в Крыму стоял вопрос принадлежности к России или Украине? Были люди, которые всегда выступали за то что они русские и против того чтобы считаться украинцами?
Максим Кучеренко: К этому вопросу моя 82-летняя тётя, например, относится с иронией, мол «заснули в России, а проснулись в Украине». Остро вопрос никогда не стоял, когда в начале нулевых Крым стал нищать, а в России начался экономический рост, и все начали задумываться. Я и сам в какой-то момент понял, что в мои 28 лет нужно перемещаться туда, где есть движение, и мне очень не хотелось в Германию, куда уехал мой родной брат Олег. Россия, конечно, ближе.
Насколько разным на вашей памяти было положение российских и украинских моряков в Крыму?
Владимир Ткаченко: Я про моряков вам ничего не скажу, ибо не знаю.
Насколько часто в Крыму возникали конфликты с татарами и «не татарами» в те времена?
Максим Кучеренко: Я такого не помню. Вообще агрессивных инцидентов с татарами не помню. С нами 5 лет проработал барабанщик Айдер Билялов. С легендой джаза Энвером Измайловым нам посчастливилось стоять на одной сцене. Студенты нашего мединститута учились с татарами бок о бок, пили, радовались юности и заводили романы между собой. На кафедрах преподавали научные работники, профессоры и доценты татарского происхождения. Один из моих племянников наполовину татарин. А самая вкусная пловная точка мира находится на симферопольском рынке, и держат её татары.
Сейчас многие культурные деятели России высказываются против или в поддержку Украины. Заметно ли какое-то обострение отношений между ними не в интернет-сми, а в реальной жизни?
Владимир Ткаченко: Не знаю даже. Надеюсь, что у людей (пусть не у всех, хотя бы у многих) хватит ума не переходить на личности. У каждого есть своя точка зрения, и это не значит совершенно, что если я поддерживаю Украину, то я махровый бандеровец. Или если я симпатизирую народу Крыма в его желании стать частью России, то я поддерживаю военное вторжение. Общество тотально раскололось. Тотально и мгновенно. И эта трещина – огромное испытание для всех нас.
Как ваши российские друзья и коллеги относятся к событиям в Украине?
Максим Кучеренко: Большинству неохота погружаться в нюансы – они верят тем обобщениям, которые делают российские телеканалы. В основном, все очень жалеют Украину, сочувствуют. Украина переживает системное перерождения. На ее территории возникает государство нового типа, и каким оно будет, пока никто не знает.
Следили ли вы за событиями на Майдане? Откуда черпали информацию?
Владимир Ткаченко: Конечно, следил. Следил и сопереживал. Вышли-то люди на Майдан не за евроинтеграцию и не против Таможенного Союза, их просто доконала бандитская семейка. Чаще всего читал новости на newsru.com и lenta.ru.
Что вы думаете о тех людях, которые участвовали в киевских протестах?
Максим Кучеренко: Это были разные люди. Это были возмущенные своим госаппаратом граждане Киева, это были представители разных областей Украины с разными мотивами, это были силовые клубы в духе футбольных «ультрас», это были подготовленные бойцы, проходившие подготовку в правых лагерях. Очень разные. Наибольшую симпатию вызывают люди, взявшие ответственность за изменения в стране, сказавшие самим себе «так больше продолжаться не может». Те, кто вышел из своих домов – они и были сердцем этого возмущения. Музыкант Александр Пипа – с переломанной ногой – человек, не боевой вовсе, но правдивый – вот такие герои мне по душе.
Что вы думаете о возможных последствиях украинской революции?
Владимир Ткаченко: Мне кажется, что раскол страны неизбежен. По-человечески это горько, а «исторический смысл» будет ясен позднее. Это из плохого. Из хорошего – наконец у украинцев появилась своя национальная идея, я вижу, что украинцы по-настоящему любят свою страну, по-честному. Я не говорю сейчас отнюдь о Правом Секторе, мне не близки совершенно идеи национализма. Я говорю о простых гражданах. Очень переживаю за простых граждан из Херсона, своего родного города. Это крайняя юго-восточная точка, граничащая с Крымом.
Вопрос о последней песне – о Тарасе Шевченко. Что побудило вас ее написать и спеть?
Максим Кучеренко: Мы начали писать ее ещё до событий 20-22 февраля, приурочена она к 200-летию Шевченко. Мы, из-за собственной нерасторопности, упустили сроки и издали её в интернете в виде клипа в акустической версии. Но мы вложили в это дело много настроения и души.
Как на песню «Тарас» отреагировали ваши российские поклонники? Вообще, как они реагируют на украиноязычные песни в вашем репертуаре?
Владимир Ткаченко: Отреагировали спокойно. Жалеют только, что текста не понимают. Украинский язык – певучий и текучий. Поэтому его легко гармонизировать в песне. Гораздо легче, чем русский.
http://www.undervud.ru/press/press-about-us/1293.html