Что бы кто ни говорил ему, уже немолодому, одинокому терапевту Отрадному, какие удовольствия жизни хороши - от зимней рыбалки на льду (бррр) до секса с мулаткой на пляжу (фуу) - но слаще всего ему были моменты засыпания. Медленно отяжелевая всеми членами, растворяться, соскальзывая в небытие и ловить эти минутки теряния осознания кто ты и где - ну вот, нравилось ему это.
А жизнь он вел простую, немудрящую, работал в две смены в центре столицы, приходил в маленькую холостяцкую однушку по вечерам, обязательно просматривал новости в газете, потом сверял их с сообщенными по телевизору и радовался, находя нестыковки. Словно видел в том возможность выбора между разными точками зрения и в том, проблески какого простора мышления, какой то свободы, впрочем о том особо не задумываясь.
Был он немолод, когда то женат, вполне себе тихо. Зарплаты хватало, а в Таиланд он не ездил. Дамы, понятно, случались. Иногородние не в счет, но последняя, из сословия не дотянувших до топа менеджерих, молвила – «Скучно с тобой Отрадный, даже безотрадно как то и незатратно. Пригласишь на пиццу, быстро совокупимся, а там под разными одеялами спать до работы. В общем, заболит живот – позвоню».
Ну а восторг его был таков. Жил он около предпоследней станции метро на юге столице, в Даунтауне, как, ему представлялось, шутил. И вставал он на полчаса пораньше, и на те же полчаса с запасом, он отправлялся на работу, с единственным стремлением – сидеть. Да. В переполненном утреннем вагоне и досыпать вожделенные полчаса. И сказочное чувство тогда возникало. Словно он – король, вокруг придворные толпятся а он спит на троне, потому что миру в этом случае предстоит подождать.
Значит, садился он в поезд на своей предпоследней станции, доезжал до последней, там ожидал прихода пустого состава и там занимал свое место. Излюбленным был второй ряд сидений от входа, слева, посередине. Годилось и любое другое. Главное – взгромоздить портфель на колени, выдохнуть и закрыть глаза. И до пересадки было высчитанных 25 минут и провести их доводилось, если хорошо уснется, даже со вздрагиванием. Когда, к примеру, он ощущал, что он щука и его сквозь прорубь тащат.
Но случилось, к чему и рассказ. Ну, несколько лет так пристроился, и хорошо. Идет себе, второй утренней сигаретой пыхтя, предвкушая сон перед унылой своей работой. Поеживается – февральский противный морозец. А так сладко пыхает пар из расхлопывающихся дверей метро, так упоительно обозначиться гражданином, пробивая проездной в автоматах. Спускается на платформу, садится в поезд, следующий не туда, а так, чтобы прибыть на конечную, сладким уже повеяло, людей по одному на скамье, он победитель общей тенденции, нет?
И стоит в ожидании поезда в центр, наш Отрадный, в полусне еще, и надеющийся и ждущий. Своего, что не выдаст. Усаживается и так это нежно обведя очами вокруг, смыкает их.
Тут то Беда и приходит. Только зимнее поле пригрезилось – сугробы, наледи, шуршащие иглы елей, тут его по плечу и тормошат. «-Молодой человек, уступите место моей жене, она беременна» - «Ну конечно, конечно», вспрыгивает выбитый из сна участковый доктор. Ехать стоя? Нет. А где мы? Три станции назад? Легко!
Отрадный снова приезжает на исходную позицию. Снова выбирает желаемый вагон и, кажется, успешно, опускает свою нежирную задницу на теплое коричневое сиденье. И блаженствует, засыпая. И уже рыжие лисенки скачут по белоснежной равнине, как вдруг голос – «А еще мужчина. Вы притворяетесь, что не видите, что бабушке присесть негде?» Брр. Встает, уныло ждет наступающей станции, чтобы выйти отсюда, где прерываются сны. До его станции на кольцевой линии – четыре остановки. И позади – четыре. Но он досмотрит свой сон, пусть это будет и восемь. Хрен с ним. Опоздание на пятнадцать минут на работу не стоят того, чтобы ехать стоя.
Он вновь доезжает до конечной. В пути чуть удалось поглядеть, как ели стряхивают снег под ветром. И вновь пустой, берущийся штурмом за сидячие места, состав в центр, и вновь удалось присесть. «А в сугробах своя жизнь, - чудится, - а они оплывают изнутри, и светлое наверху, а грязь тяжелая остается внутри, совсем как у нас в природе» встает перд сомкнутыми веками и не знает он, что приближается к нему закутанная мамаша с ребенком. «-Извините, - она треплет его за брюки, - тут у меня мальчик, можно ему присесть» - это взрыв сна о занесенных равнинах.
И что я могу сказать о докторе Отрадном? Не видели с тех пор его. То ли купил автомобиль и прогревает перед подъездом? То ли соскребли его с токоприемника колес поезда Коломенской линии. Или просто – сменил свою привычку - досыпать? Но, тогда, какой интерес в жизни ему остался? Стал бас-гитаристом популярной группы? Начал для сладострастия выкапывать трупы? Или просто жил как живет? Не взирая….
:-)