И всегда в ней было двое: тот - второй - и рядом я.
Тот – второй – так ладно скроен, ну, а всё-таки: свинья.
Тот – второй – всегда на страже, не даёт проходу, бдит.
Тот – второй – меня и слаже, и красивше, и бандит.
Тот – второй – сорвиголовый, я – подобран и взведён.
Тот, увы, блестит, как новый, я – как стариковский сон.
Про того слагают песни, про меня молчат в ладонь.
Я зачёрствел и заплеснел, тот по-прежнему - огонь.
Тот - второй - прозрачноокий бьёт меня не в бровь, а в суть.
Тот - второй - такой глубокий, что боюсь не вынырнуть.
Тот готов на все лихие, я - отмерю восемь раз.
Тот - родной в любой стихии, я - зажёгся и погас.
Я ломаю себе руки, репетирую скандал.
Я выдумываю муки, чтоб не сразу наповал.
Я размениваю душу, как червонец - по рублю.
Я стою и тихо трушу ей признаться, что люблю.
Я подсчитываю плюсы, словно мелочь в кулаке.
Тот брюнет, я светло-русый с белой прядью на виске.
Тот взрывной, я тих и нежен, как любимая кровать.
Тот - без дна, а я безбрежен, даже некуда пристать.
Тот - второй - искристо-алый, с бледной мушкой на губе.
Тот - второй - был славный малый... Он так нравился тебе.
Тот - второй - листает строки, на конвертах прошлый век.
Тот - второй - он одинокий, очень взрослый человек.
Тот - второй - сидит и курит на балконе в темноте.
Тот - второй - ресницы щурит, греет кашу на плите.
Тот - второй - увы, остался мутной памятью хмельной.
Тот - второй - поистрепался, ну, и оказался мной.
Я сижу, в ладоши дую - март, распутица, мороз.
Я люблю тебя любую. Я люблю тебя всерьёз.
Я смотрюсь в остывший чайник - переглядываюсь с ним.
Я молчу и он молчальник. Одиноко нам одним.