Солнышко. Апрель. И лужи, лужи.
Лёд на лужах. На дороге грач.
Ходит молча. Может он простужен?
Жеребёнок рыжий мчится вскачь
За телегой. А в оглоблях лошадь.
За домами спрятался овин.
Воробьишка – подбиратель крошек –
Почему-то прыгает один.
Изгородь. Берёза возле дома.
Тополь у колодца. Два ведра.
Пёс-брехун – давнишний мой знакомый –
Испугался стука топора.
Хвост прижал. Топор по Обух в чурке.
Знать застрял. Тащи, мужик, тащи!
Вышла бабка на крылечко в бурках:
- Эй, Кабсдох, поди, поешь-ко щи.
Малость попрокисли. Да дороднё.
Не велик ты барин. Так сойдёт.
Ты пошто не гавкаешь сегодня?
Ты пошто не лаешь на народ?
Ишь идут! Да всё вдоль огорода.
Нет им тут дороги. Голос дай.
«Вот ведь бабка, странная порода,
Надо, так сама возьми и лай».
К щам ворона шустрая слетела.
Пёс поднялся. Следом прётся кот.
«Оба тут уже, готово дело.
Не успела клюнуть, а уж взлёт».
Скоро вечер. Солнышко садится.
День апрельский близится к концу.
Ветер шалый по деревьям мчится,
В небе всюду птичьи вереницы,
И дождинки градом по лицу.
Дождалась. Утрусь весенним ветром.
У берёзы старой посижу.
Как же всё же трудно быть поэтом,
Надо всё приметить и при этом
Рассказать суметь так белу свету,
Чтоб понятно было и ежу.