§ 1
Агенту Дэйлу Куперу пришла
повестка из симферопольского военкомата,
в которой он призывался на сборы.
Поскольку Купер сошёл с ума
в тридцатой серии «Твин Пикса»
и на момент получения повестки
всё ещё был неадекватен,
он тотчас же собрался и отправился в Крым.
Стояла весна 2014-го года,
птички пели о любви к чему-то светлому и великому,
крымчане получали российские паспорта,
инвалиды обмывали параолимпийские награды,
Юрий Шевчук оплакивал Сашко Билого
(уже не горькими слезами чёрной скорби,
а просветлёнными слезинками
мистической надежды, ибо
в процессе рыданий и молитв
получил откровение о том,
что душа Билого нашла
упокоение в Вальхалле),
Андрей Макаревич, вызвав
на спиритическом сеансе
дух Фрэнка Заппы, просил
помочь в сочинении такой песни,
которая смогла бы убить Путина;
поскольку Заппа сочинил однажды песню
«Моя гитара хочет убить твою маму»,
то, логично рассуждал Макаревич,
он смог бы написать и песню
«Моя гитара хочет убить твоего Путина»,
тем более, находясь в мире мёртвых,
Заппа должен был хорошо изучить
все внутренние механизмы смерти.
Но вернёмся к Дэйлу Куперу.
Он прилетел в Киев
и там попросил бандеровцев
довезти его до крымской границы,
что те и сделали с большим респектом,
решив, будто Купер прислан Америкой
для диверсионной работы в Крыму
(про повестку он умолчал).
Оказавшись на границе, Купер
показал повестку сотрудникам «Беркута»
и был беспрепятственно пропущен.
На повестке рядом с подписью военкома
от руки было приписано:
«Дэйл, я тебя жду. Гоблин».
Прочитав это, бойцы «Беркута»
отдали Куперу честь.
«Кто такой Гоблин? – думал Дэйл. –
Возможно, так называет себя
тот карлик в Чёрном Вигваме,
с которым мне приходилось общаться
во время походов в тонкий мир;
а если так, то, значит, вход в Чёрный Вигвам
теперь здесь, в Крыму...»
Но ангел, что сопутствовал Куперу,
слыша такие ошибочные мысли,
шепнул ему в самый гипофиз:
«Гоблин – это Аксёнов».
«Вот оно что! – подумал Купер. –
Гоблин – это писатель Василий Аксёнов,
автор романа "Остров Крым"»...
Ангел лишь покачал головой,
услышав новый ошибочный ход
рассуждений клиента,
но не поправил его,
так как предыдущей подсказкой
исчерпал суточный лимит
информационной поддержки,
которую мог оказать клиенту,
согласно тарифу.
Прилизанные и напомаженные
волосы Дэйла Купера,
с играющими солнечными бликами,
напоминали виниловую пластинку,
оплавившуюся на голове
(волосы Купера были так же черны,
как четверть века назад,
ибо с его диагнозом,
трансцендентальная шизофрения,
обычно не седеют).
Купер явился по указанному адресу,
в военкомат, предъявил дежурному повестку
и своё старое удостоверение агента ФБР,
которое врачи рекомендовали
не отбирать у него,
чтобы не ухудшить состояние больного.
Вскоре Купер сидел в кабинете
замвоенкома, подполковника Глющенко,
тот потчевал его краснодарским чайком,
самым северным в мире,
и вафлями фабрики «Большевик».
Гоблин, пообещал Глющенко,
приедет с минуты на минуту,
в крайнем случае, через час;
он человек занятой, надо понять.
«Скажите, сэр, – спрашивал Купер,
пользуясь случаем, –
что значит русское слово "снулый"?
Мне слышатся в нём отголоски слов
"стул", "заснул", "сутулый" и "нуль".
Может быть, снулый означает того,
кто, ссутулясь, заснул на стуле
и погрузился в нуль, то есть, нирвану?»
«Нирвана... – задумчиво произнёс подполковник. –
Нитка рванная, с которой бусины
осыпалсь на пол...»
«О, да вы философ-поэт!» –
воскликнул Купер,
и, достав диктофон, произнёс:
«Диана, запомни, наша жизнь –
это нить желания
с нанизанными бусинами дхарм,
первоэлементов бытия;
лишь лезвие воли обрежет нить,
осыпятся бусины вниз,
и мы постигнем нирвану».
«Дхарма... – произнёс подполковник. –
Один из двух основных элементов бытия.
Дхарма и дхармс. В конечном счёте,
всё сводится к ним».
«Так всё же, сэр, – настаивал Купер, –
что значит "снулый"?»
«Снулый – это...» – сказал тот,
но тут же осёкся, рука его дрогнула,
звякнула чашка, он прошептал:
«Гоблин. Чую его. Он уже здесь», –
и покосился на шкаф,
дверца которого, скрипнув,
чуть приоткрылась.
Купер напрягся. Глядя на шкаф,
он ожидал появления Гоблина.
Обрывки латинских молитв
кружились в мозгу,
как кленовые листья
в ненастный ноябрьский день
унесённые ветром.
Дверца шкафа открылась,
и вышел из тьмы человек.
Хищно окинул он взглядом
кабинет замвоенкома
и тут же расплылся в улыбке.
«Специальный агент Купер!
Вы-таки прибыли! Рад, очень рад!» –
произнёс он, приветствуя Дэйла рукопожатием.
Купер узнал его,
то был мятежный и гордый Аксёнов,
крымский премьер-министр.
«Вы нужны нам, – сказал он Куперу
и продублировал по-английски: –
We need you. Serious problem...»
Купер поморшился. Он не терпел,
когда великий могучий английский язык
оскверняли ужасным акцентом.
«Говорите по-русски, – сказал он, –
я выучил ваш язык под самогипнозом».
«Круто! – одобрил Аксёнов. –
Что ж, я пригласил вас, поскольку
только лишь вы один в силах
нашу проблему решить. Только вы!»
«Сэр, ближе к делу», – Купер был сух.
«Дело в том, что китайцы, – начал Аксёнов, –
строят в Крыму глубоководный порт
для приёма судов большегрузных.
Двадцать пять метров! Янук позорный
Крым желтолицым отдал ещё в прошлом году.
Однако, по данным российской разведки,
китайский проект лишь прикрытием служит
целям иным, сокровенным.
В акватории Крыма, на глубине
двадцати пяти метров,
в толще поддонного мрака,
открывается вход в иной мир,
в Лиловый Вигвам...»
«Что?! – встрепенулся Дэйл Купер. –
Как вы сказали? Лиловый Вигвам?»
«Вам понятно теперь, – продолжил Аксёнов, –
почему вас призвали на помощь?
Только лишь вы в силах помочь нам
проникнуть в Лиловый Вигвам,
упреждая китайцев. За это
мы обещаем, что не проведём
аннексию штата Аляска. Вот договор.
(И Аксёнов подсунул Дэйлу бумажку.)
Прочтите и распишитесь, если согласны».
§ 2
Ограничимся кратким пересказом содержания второго параграфа, ибо оно слишком скучно и уныло: в нём описано проникновение Дэйла Купера в Лиловый Вигмам, блуждание по его кошмарным лабиринтам и встречи с чудовщными псевдо-существами, там обитающими. Всё это так скучно, так побуждает к зевоте, что мы решили – из милосердия к читателям – все эти подробности опустить. Параллельно путешествию Купера по лабиринтам Вигвама, шёл ещё один скучный процесс: Андрей Макаревич, руководимый духом Фрэнка Заппы, совершил все магические ритуалы (абсурдные и крайне омерзительные), необходимые для написания песни, способной убить Путина. Последним из условий, поставленным Заппой, было исполнение этой песни силами группы Pussy Riot в мечети имени Ахмата Кадырова, в Грозном. Всё так и сделали. Группу Pussy Riot растерзала толпа правоверных чеченов, а энергетический импульс, высвобожденный песней, подобно молнии, ударил в Путина. Однако вреда ему не принёс, ибо Путина защищало облако Высшей Силы, снизошедшее на него по молитвам православной Руси и всего консервативного человечества. Отражённый Облаком, губительный импульс срикошетил и ударил точно в Лиловый Вигвам, приоткрытый Купером. Произошёл энергетический коллапс, Лиловый Вигвам вывернулся наизнанку и свернулся обратно, при этом охватив собой всю вселенную, оказавшуюся внутри Лилового Вигвама, словно пророк Иона в чреве кашалота. Дэйл Купер пытался спасти мир, но не смог, ибо, по Новым Законам Бытия, никакой хэппи-энд уже был не возможен. А человечество, между тем, ничего не заметило и продолжало жить, как ни в чём не бывало, в полной уверенности, что так оно и жило всегда. Новые условия существования вселенной внутри Лилового Вигвама конспективно описаны в третьем параграфе:
§ 3
Взошёл на кафедру профессор,
разинул рот – и сгусток тьмы
налип удушливым компрессом
на оголённые умы,
сомкнулись зубы Гималаев,
желудок-Шамбала урчит,
Луна на астронавта лает,
кровь в двери разума стучит,
как бодхисаттва от нирваны,
ты пятишься от бытия,
разлито сердце по стаканам,
туманом родина твоя
восходит ввысь к холодным звёздам,
ты бесприютен и угрюм,
лицо изъеденное, в гнёздах,
клонИтся в приоткрытый трюм,
на стенах тени пожимают
друг другу руки, за окном
фонарь, мерцая, постигает,
что истина уже не в том,
в чём некогда была, скользнула
меж пальцев мраморного сна,
поганкой атомной моргнула
восторгшаяся муть со дна,
и шевельнулись комиссары
в стене кремлёвской – час настал,
остыли в страхе самовары,
вождь в мавзолее танцевал,
кататонические взгляды
на лицах бледных часовых,
волхвы ему подносят яды,
он жадно принимает их,
сомкнулись веки – створки склепа,
стеклись трудящиеся в сон,
их коллективную котлету
жуёт потусторонний слон,
собачьей стаей злые будды
вселенную на клочья рвут,
им аплодируют иуды
из сонма ангельского, лют
и беспощаден смех змеиный
на обострившихся губах,
во тьме меж ними гул пчелиный
и мглисто-пузыристый страх,
душа матрёшечно-ужасна:
за слоем слой, за адом ад;
и где же тут предел – неясно,
ведь антропологи назад
не возвратились из подвально-
-извилистой душевной тьмы,
в которой, словно специально,
флюоресцентные умы
терялись, а потом тускнели,
чтоб в закоулках умереть,
там, где тупик конечной цели
и смоляного мрака сеть.