Сорок вторая – здесь начинается жизнь.
Здесь толпу изрыгает подземка в вечер дождливый.
Дансинги, театры, отели, в бегущих огнях этажи.
Бродвей – это женщина с огненно-рыжей гривой.
Слепец, окруженный толпою, бредет молчаливо.
Палка слепца по асфальту стучит и стучит.
Это сама судьба подводит итог в ночи.
Нижний Бродвей залег, могилы темней,
Огненным морем льется Верхний Бродвей.
Страсти безумного мира летят на огонь мотыльками.
Все опаляет и губит свирепое пламя.
Сорок вторая – здесь начинается жизнь:
Дансинги, театры, отели, в бегущих огнях этажи.
Сорок вторая. Здесь жизни приходит конец –
Уюту домашнего круга, порывам открытых сердец.
Бродвей – это ястреб, что ринулся ночью в полет,
Но никогда он не слышал, о чем береза поет.
Никогда он не видел, как, дальней звездою послан,
Серебряный луч пробегает по крышам и соснам.
Ему не услышать в немыслимой тишине,
Как ветер колышет верхушки верхушки кустов при луне.
Ему не дана безмятежная радость рассвета,
И птиц он не слышит, слагающих гимны привета.
Бродвей захмелел, разгульным весельем дыша,
Но в окнах-глазницах мертвая спит душа.
Джазы рычат, и золота льется поток.
А рядом – голодный мужчина и женщины рваный платок.
Золото льется, а рядом – парень из дальнего края,
В дождь, словно в плащ, закутан, вдоль пышных витрин шагает.
И грезит, затерян на Белом Великом Пути,
В синих озерах, где соснам привольно расти.
Он горд, он из Мэйна, подачек просить не привык,
Но булочной запах до самого мозга проник.
И жарится мясо под охраной бездушных дверей.
Парень грезит о хлебе и о родине горной своей.
В здании «Таймс» знаменитой огнями сверкает стена, –
Там на белом кругу золотые ползут письмена.
Каждый вечер о том, что творится на свете,
Повествуют прохожим горящие надписи эти.
А подальше на Белом Великом Пути,
Словно серая туча, которой ползти и ползти,
Безработные движутся к супу и хлебу,
И от холода стынут огни, озарившие небо.
Астор, Крайтерион, Пэлес – пестрых реклам хоровод.
Зрелища, зрелища, зрелища – всюду толпится народ,
И рокочут такси, и голодная очередь с каждой минутой растет.
И клубы ночные в весельи хмельном и лукавом
Пьют полные чаши смертельной отравы.
В горы свои возвращайся быстрей, мой друг.
Там между сосен блестит белый заснеженный путь.
На «Белом Пути» Бродвея гибнут тело и дух,
И голос веселья звучит, как стон, раздирающий грудь.
Друг, возвращайся в край суровых озер и болот,
Где чистая ночь засыпает и чистый рассвет встает.
Сорок вторая. Здесь начинается жизнь:
Дансинги, театры, отели, в бегущих огнях этажи.
Сорок вторая. Здесь жизни приходит конец –
Уюту домашнего круга, порывам открытых сердец.
Перевод И. Левидовой