Я верю...Нет, я знаю: неудача – это Чуфело-Марзуфело:
причудливая кукла, обреченная в костюме поражения,
зачеркивать столетние ошибки и поспешные решения.
Причудливая кукла не похожа на соломенное чучело.
Она не истлевает, а неистовствует в плоскости сознания:
стирает уникальные идеи и блокирует желания...
Сегодня я похожа на растрепанную куклу – неудачницу.
Пройдусь по мостовой: от удивления прохожий не расплачется.
А в сумерки, покинув многолюдное ночное заведение,
отправлюсь босиком на водяную, позаброшенную мельницу:
там в старых жерновах, под заунывную мелодию движения,
с ухмылкой на лице перемелю пуд оплеух без сожаления.
Боль вычеркнет слова, в благочестивую одежду приоденется,
и мысль перевернет: «Перекати за горизонт шар возмущения!»
Знать, боль не ошибается, но губы неудачи не безмолвствуют,
все ропщут, проклинают день рождения - тринадцатую пятницу:
«Ты – серая проекция отца, непросыхающего пьяницы,
останься жить на мельнице, а псы, пусть в ресторации господствуют!»
Стенаю и рыдаю, а тернистая дорога не кончается,
и где-то на востоке в безвозвратную могилу упирается...
Повсюду эшафот... Здесь я не чувствую былого равновесия.
Что делать? (Холодайн* не унимается: ругается, как бестия.)
Стою и не дышу.. Из полумрака обезглавленные деревца,
нацелив трехметровые рогатки, вопиют о милосердии:
«Прости несовершенного отца и расфуфыренных обидчиков,
сейчас же возвращайся в ресторацию и выпеки сто блинчиков!»
Молчу, и не пытаюсь оправдаться, а Марзуфело лишь щерится...
Погладив холодайн по голове, я поняла: дитя не сердится.
*Холодайны - В холодинамике это особые мыслеформы, которые создают наши банки памяти, компьютерные программы для нашего поведения.