Самой почитаемой мной королеве в мировой истории леди Елизавете Тюдор
Под дождем. Без плаща. На ветру.
Глядя в лужи, как в вещую воду.
И еще не вступила в игру.
И еще не тасует колоду.
В сердце - лед, а в стране – холода.
Ткнется в пристань тюремная барка,
Но ее золотая звезда
Все старания пустит насмарку.
Вот тюремщик, тот вовсе не туп,
Он на леди глядит благосклонно,
Старой жизни, предчувствуя труп,
Под стопой протестантской Мадонны.
За колечками мокрых волос,
При свече отливающих медью,
Видит он, как в сиянии звезд
Эта леди по Сити проедет.
И цветы. И на шляпке перо.
А она – вся сиянье и вызов.
Смотрят предки надменно-хитро
На великую эту актрису.
Галерея пуста и темна,
Чертит сложный узор новолунье.
«Ну так что, не признала страна
Грех убитой тобою колдуньи!?
Ну так что, полушут, полубог,
Пожалевший державы для дочки,
Из могилы ты править не мог!
Королева. И женщина. Точка».
А теперь... Ей почти наплевать,
Ей равняться нелепо и не с кем,
Рыжей деве, похожей на мать,
Заменившей Мадонну на фреске.
Пылкой бестии, духу войны
И Минерве в сияющих латах.
Для нее в этот век рождены
Флибустьеры, поэты, солдаты.
Для нее служат разум и дух
Вдохновенных мужей из совета,
Она верного стада пастух
И туманная леди сонетов.
Много брошей и много колец.
От свечей потускнели румяна.
Боже, сколько разбитых сердец!
Обожженных, живых и стеклянных.
«Душу просишь? Ну что же, изволь!»
Эта страсть – слиток жара и вьюги.
Даже гордый испанский король
Повредился умом на досуге.
Словно псы, простираясь в пыли,
Подпирают влюбленные стены,
А она – будто солнце – вдали.
Ей и так надоели измены.
И душа, как старинный музей,
Грудой свалены шпаги, короны,
И почти не осталось друзей.
Все ушли за предел Ахерона.
Ей скучны и невзрачны пиры,
И сады, и церковные своды!
Как же трудно уйти из игры
В безграничную эту свободу.
Чтобы там, без корон и льстецов,
В тишине разобраться быть может,
Кем была ты, в конце-то концов,
Прах земной или замысел Божий!?
08.04.14