Стихи - « Я помню чудное мгновенье...»
Кто не читал чудесных этих строк,
Написанных в волшебном упоенье,
И прочитав, забыть уже не смог.
Поэта вдохновив на их созданье,
Воспоминанья колются, как терн,
Вновь возрождая встречи и прощанье
С незабываемой, прекрасной - Анной Керн.
Век девятнадцатый настал. Эпоха
Грядущих войн и сладостных стихов.
Близ Лубн, в усадьбе появилась кроха,
Агукая под сводом из цветов.
Как ангелок, прельщающий улыбкой.
Дитя любви, которую давно
Родителям хотелось. В своей зыбке
Не ведавшей, что ей судьбой дано.
В пять лет уже французские романы
Читая - Стерн, Жан Жак Руссо, Лакло,
И что-то, в этом розовом тумане,
Уже звало куда-то и влекло...
И куколка, в невесту превращаясь,
С девичьим станом, с русою косой,
Ещё краснея и похвал стесняясь,
Пленяла всех своею красотой.
А Лубны - что? Провинциальный город,
Жизнь нагоняет скуку и тоску.
А женихов, в неё влюблённых, ворох
Средь офицеров, в Егерском полку .
Отец, глава уездного дворянства,
Диктатор и тиран в семье, считал
Что его зятем - мудрствуя от чванства,
Достойным будет только генерал.
Но как-то раз приехал из столицы
И, словно Чацкий, с корабля - на бал,
Заставив егерей зашевелиться
С инспекторской проверкой, генерал.
Керн, Ермолай Петрович. Эполеты,
Седой, давно полвека разменял .
Приёмом тёплым в Лубнах обогретый,
Крутя усы , пожаловал на бал.
О розе распустившейся прознавши,
Решил проверить - какова она ?
Вдовец, красавиц многих повидавший,
Взглянул и захмелел, как от вина.
Пришёл просить руки, в порыве страсти,
И так три раза, получив отказ.
Отец взорвался , --Ты в отцовской власти,
Смирись, добром прошу, в последний раз.
Ну, поживёшь и слюбишься, бывает...-
И тот, и этот - оба ждут ответ.
Жених : --Я вам противен, дорогая ? -
Спросил. Аннета выдавила -- Нет...
Короче, вскоре состоялась свадьба.
Шестнадцать лет и пятьдесят второй...
Счастливый муж увёз в свою усадьбу
Аннету , горд собою и женой.
Но всё пошло не так, как бы хотели.
Не так, как генерал вообразил.
Гармонии - ни в жизни, ни в постели...
Желанья - есть, но не хватает сил...
Прошло два года. Он - её терзая,
Она - стараясь пыток избежать.
Кто б знал, решил бы, что она - Святая.
Терпеть, глотая стыд - и не сбежать.
«...Его невозможно любить, мне не дано даже
утешения уважать его. Скажу прямо - я почти
ненавижу его. Мне ад был бы лучше рая,
если бы в раю мне пришлось быть вместе с ним...»
Из дневника Анны Керн.
Когда его « бессилье » одолеет,
Кому б сказать - племянника зовёт,
Пусть мальчик учится, когда приспеет
Срывать с ветвей этот желанный плод...
Ей должное отдать - сопротивлялась.
«...Я не игрушка, чтобы мной играть.
Муж , видно выжил из ума под старость !
Я - молода...Из-за чего страдать ?!»
Раз так, то пусть старик постылый знает,
Жену свою толкая на искус -
Жизнь коротка . Пусть локоть не кусает,
Когда она, потом войдёт во вкус...
« Я бы была надёжною женою
И самой верной - стоит поискать
Ещё другой такой. Но я не скрою -
Устала, и мне нечего терять...»
* * *
В Тригорском жаркое стояло лето.
А к Осиповым, близких повидать,
Приехала племянница Аннета,
Поесть малины, тётушку обнять.
Ей - двадцать пять. Блистательно красива,
Не видевшись томительных пять лет,
Все ахнули, встречая - что за диво,
В округе равных ей красавиц нет.
Кузен и приживалки, две старушки
В восторге, Анне должное воздав.
В Михайловском, сосед опальный, Пушкин,
Прослышав, ожил и коня взнуздав,
В Тригорское отдать визит примчался.
Обедали, когда он вдруг вошёл.
Её увидев, даже растерялся,
В молчанье замер, опершись об стол.
И наконец промолвил, --Здравствуй, Анна.
Прости, но мы знакомы с давних пор... -
Ещё вчера писал в своих « Цыганах»,
Словно предвидя этот разговор -
«...Уныло юноша глядел
На опустелую равнину
И грусти тайную причину
Истолковать себе не смел...»
А вечером гуляли с ней по саду.
Поэт почувствовал, что он влюблён,
И в разговоре с нею, - вот досада ! -
Не мог найти определённый тон.
Он нервничал. То робок был, то весел,
То вдруг шумлив, то грустен и скучён...
Пространство словно сжалось, сад стал тесен
И всё вокруг в тумане, словно сон...
Она в ответ стихи читала, пела.
А в его сердце что-то отдалось,
Пронизав сладкой болью, зазвенело ,
Как никогда ещё не довелось.
Аллеи сада превратились в тропы,
Неведомые - что там, впереди...
Поэт взял веточку гелиотропа
Из её рук, и спрятал на груди...
На следующий день листок бумаги
Принёс и глядя ей в глаза, вручил.
Стихи. Она прочла, и капля влаги
Скатилась по щеке. Листок гласил -
« Я помню чудное мгновенье :
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слёз, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье :
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьётся в упоенье,
И для меня воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слёзы, и любовь. »
Тогда они расстались. Снова встреча,
В столичной суете, чрез пару лет.
Аллея, Летний сад и тихий вечер,
И месяц льёт с небес волшебный свет.
Казалось бы, всё то же. Те же лица
Но сон давно прошёл, и не вернуть.
Она - лишь « Вавилонская блудница »,
В его глазах. Но и не в этом суть.
А в чём ? Он тоже ведь не ангелочек,
Но - каждому идти своей тропой.
И Пушкин - в лабиринте строчек,
Теперь в восторге пишет о другой.
Да и она, любовников меняя,
Словно перчатки, сбрасывая с рук.
Его лишь мимоходом вспоминая
Когда он новое напишет, вдруг.
А генерал, добившийся развода,
Не стал её в чём либо упрекать.
Разрыв был явным, ширясь год от года,
И надо было что-то предпринять.
Второй раз и последний, вышла замуж,
Надеясь счастье и любовь найти.
Сын взрослый, и восьмой десяток. Там уж
В тумане брезжит и конец пути...
«... Мужа она совсем подчинила себе : Без неё он
был развязнее, веселее и разговорчивее, сама же
она - невысокая, полная, почти ожиревшая и
пожилая - старалась представляться какою - то
наивною, шестнадцатилетнею девушкой,
вздыхала, закатывала глаза...»
Из воспоминаний очевидца.
«... В полутемной комнате, в старом вольтеровском
кресле, повёрнутом спинкой к окну, сидела маленькая -
маленькая, сморщенная, как печёное яблоко, древняя
старушка в черной кацавейке, и разве только пара
больших, несколько моложавых для своих 80-ти лет
глаз немного напоминали о былом, давно прошедшем... ».
Из воспоминаний очевидца.
апрель 2014