***

в мягком серебре тумана
тонут небо и луна,
звезды льют вниз серенады
дня напившися сполна.
ткут белесым гладким шелком
свет луны и отблеск вод,
и, ночным бесшумным бризом
листья кружат в хоровод.
у притихших и уставших
юных ручейков тропинок
лентой ослепляют ярко
волны искр паутинок.
нежный и молочный свет
тает на дорогах поля...
тьма расторгнет свой запрет,
дав луне ночную волю.
и, несмело оглядевшись,
прыгнув в свет и взяв смычок,
на травинке разместился
и застрекотал сверчок.
в зыбком тесте от тумана,
строча рифмы наугад,
в тишине под серенадой
поэт думает о снах.
он страдает жаждой мысли,
он напишет про любовь,
он не будет мерить числа,
он страдает жаждой слов.
и, окутав серой лентой
шею, руки и перо,
погружает в сон безвольный
тьма поэта моего.
на его безмолвном теле
на камнях и у ручья
были вырезаны руны.
чьей рукой? рука ничья.
просто в мареве тумана
появился силуэт,
начеркал на теле знаки
и исчез на тыщу лет.
эти руны племя мая,
иероглифы египта
будут светом, будут тьмою,
разорвут весь мир на нитки.
а пророчество не нужно -
люди сами хотят жить.
им ведь свет рун и не нужен -
только лишним дорожить.
счастье мало ли скрывалось
в этих рунах тыщу лет,
навсегда оно осталось
у реки, вкушая свет.
и, теперь, когда восход
жадно поедал туман,
приоткрыл глаза поэт.
и с кровати своей встал,
записал свой чудный сон
на оборванной салфетке,
тут он понял: он влюблен.
в эти руны. в эту метку.
он отправился в пути,
в даль далекую вернуться,
для того чтобы найти

 Руны. Счастье чтоб вернулось.