"Слова не падают в пустоту"
Зогар
Художник, скажи, почему только жёлтый цвет на твоём холсте?
Наш мир полихромен, красок не счесть, что тебе в жёлтом цвете?
По рассказу тебе воздам, будешь рад злато-звонкой мзде
и схоронишь в своём кармане профиль, что на монете.
Малах Амавет придет - я умру, склею ласты, отдам концы,
и пялясь из ниоткуда сквозь набухший пузырь Вселенной,
я увижу, как мутная вода длинной реки Янцзы
погребёт под собою всё, что значилось ойкуменой.
Представь, желтизной пшеничного поля окрашено бытие,
а Вечность позолотил собою первый ковчег Завета,
разделив на оттенки жёлтый, как домики Корбюзье.
Огонёк свечи тоже солнцу брат, как источник света.
Художник, туманны речи твои, как предутренний летний смог.
Должно быть, я не добрался до такой высоты, откуда
очевидно, что север всегда бел, юг зелен и жёлт восток.
Продолжай, оплата на выбор - шекель или эскудо.
Шестьсот тыщ голов несли на себе Аравийской пустыни пыль.
Четыре декады жизни прошли в охристо-жёлтом цвете.
По ночам замерзая, днем кляня: жажду, песок и пыл,
свои ноги терзали в кровь: мужчины, женщины, дети.
Художник, ты так говоришь, будто собственным оком зрел,
уже не раз умирал, тонул в морях и блуждал по суше.
Ветхий днями старик, скажи своё имя, где твой удел?
Интересно глаголешь ты, приятно тебя послушать.
В начале конца погасло созвездие в шесть миллионов звезд.
Тряпичный шестиугольник, желтоватый, кривого кроя
на шестёрку с шестью нолями множь, столько и выдаст холст
вместе с дымом. Не гасло враз столько звёзд со времени Ноя.
Лишь Северная Медведица утратит одно колено,
наступит эра печали,
а затем мутно-жёлтая вода длинной реки Янцзы,
выйдя из берегов, разольётся по всей земле, но до плена
Малах-Амавет придёт: я умру, склею ласты, отдам концы,
а имя моё в начале.
Сиэтл 2014