Возлюбленная адмирала Колчака

Татьяна Антипина
                "И каждый год седьмого февраля
                Одна с упорной памятью моей
                Твою опять встречаю годовщину.
                А тех, кто знал тебя, давно уж нет,
                А те, кто живы, - все давно забыли,
                И этот, для меня тягчайший день -
                Для них такой же, как и все, -
                Оторванный листок календаря."
                А.В. Тимирёва.

Над Рыбинском кружился белый снег.
Седьмое февраля, день памяти и грусти.
Побыть одной, скорей уйти от всех.
Тоскливая печаль до утра не отпустит.

Анна Тимирёва стол накрыла,
Зажгла две свечки, встала у окна.
Снегами, точно саваном накрыла
Зима деревья, улицы, дома.

-"Ах, Александр Васильевич, любимый,
Сегодня сорок лет, как я одна.
Проходят дни, но память не остыла,
Я той любовью до сих пор жива.

Мне не забыть ту встречу в Гельсингфорсе,
Где у Подгурского увидела я Вас.
Был праздник, развлекались и смеялись гости,
Мы с Вами вместе танцевали вальс.

В глазах друг друга сразу утонули,
Нас понесло, точно на гребне волн.
Встречались изредка, разлуки не согнули,
Все наши встречи - словно сладкий сон!

Спустя три года Вам в любви призналась
Отчаянно краснея вновь и вновь.
Вы радостно мне руки целовали,
Сказали, что для Вас я - больше, чем любовь.

Я с мужем развелась, и с Вами вместе
Делила жизни Вашей тяжкий крест.
Ведь с Вами и в страданьях интересней,
Без Вас покой и праздность надоест.

Спустя два года нас арестовали.
Был приговор, но не было суда.
Седьмого февраля Вас расстреляли.
Теперь уже навеки я одна."

Гражданская жена контрадмирала,
Верховного правителя России.
Два года вместе. Разве это мало?
В стране, где нет Пророка и Мессии.

Где революция сожгла устои
Порядка и взаимоотношений.
Исчезло в душах самое простое:
Добро, любовь, забота, уваженье.

Отец на сына, брат на брата поднял руку.
Гражданская война в стране бушует.
А Анна за любимым шла на муку.
Арест, тюрьма - не важно, будь что будет.

И были тюрьмы, лагеря и униженья,
То шлюхой, то подстилкой называли.
И лет уродливых нагроможденья.
В тридцать восьмом и сына расстреляли.

Володя, сын, талантливый художник.
Отец письмо прислал из-за границы.
Володька рос один, как подорожник...
Расстрел! За что? За мятую страницу?!

И снова лагеря, и снова тюрьмы.
Ах, сколько ведер выплаканных слёз!
За что на муки обрекали, люди?
За то, что Колчака любить ей довелось?!

В 54-ом в Рыбинск возвратилась
Из Енисейска, из сибирских лагерей.
Здесь, в нашем городе, она и поселилась,
В театре обрела себе друзей.

Работала художником в театре,
Реабилитацию ждала.
В конце шестидесятого - обратно
В Москву вернулась, там и умерла.

Любить как Анна, так самозабвенно,
Так жертвенно, так чисто, не греша,
Всю жизнь отдать за светлое мгновенье
Способна лишь великая душа.

За несколько часов до расстрела Александр Васильевич Колчак написал Анне Тимирёвой:
"Дорогая голубка моя, я получил твою записку, спасибо за твою ласку и заботу обо мне. Не беспокойся обо мне, я чувствую себя лучше, мои простуды проходят. Я думаю только о тебе и о твоей участи. О себе не беспокоюсь, всё известно заранее. За каждым моим шагом следят и мне очень трудно писать. Пиши мне, твои записки  - единственная радость, которую я могу иметь. Я молюсь за тебя и преклоняюсь перед твоим самопожертвованием. Милая моя, обожаемая моя, не беспокойся за меня и сохрани себя. До свидания, целую твои руки."
Но Анне Васильевне так никогда и не дали прочитать его послание.