Их было несколько человек, решивших покорить эту неприступную гору. Но путь оказался под силу только ему…
Он долго шел. Путь был очень нелегким. Ветер рвал полы одежды и не давал дышать.… И вот пред ним открылся величественный вид: горы – гордые, сияющие, неприступные. И он захотел покорить их. Покорить, во что бы то ни стало! Он понимал, что может сломать себе шею, так как склон был неимоверно крут и неприступен.
Он начал взбираться. Он полз вверх с упорством, достойным восхищения. Руки соскальзывали с уступов, потому что камни иногда были влажными. Когда он ощущал под руками влагу, он словно бы терял опору, так как ноги находили не те камни; и он скользил вниз. Но ценой невероятных усилий и воли к жизни он, исцарапанными в кровь руками, все же цеплялся за обломки громадной скалы и подтягивался, и чувствовал под ногами опору, и продолжал пробираться вперед, вверх. Он почти слился с каменной громадой, он почти превратился в один из ее уступов. Так шло время.
Он шел вверх, делая время от времени короткие паузы-перекуры, во время которых любовался окрестностями лежащих внизу долин. И думал: «Вот если бы у меня было немного больше времени, то я бы непременно спустился вниз, искупался в чистом горном озере, полежал на мягком мху, ощутил необыкновенную тишь, присущую только этим местам!».
Но эти минуты быстро заканчивались. И он снова лез вверх, вперед, ввысь. Чтобы успеть, чтобы завоевать, чтобы победить эту вершину.
Несколько раз необычайная красота все же брала верх над ним, заключая в мягкие сказочные объятья, но, увы он всегда уходил, его ждала Дорога; какая-то неведомая сила тянула вверх, к светящейся точке, которая была в его снах. И вот однажды, над верхней точкой склона, сквозь черную пелену неба, пробился золотой луч. Именно этот свет он видел в своих тревожных снах, именно к нему стремился все эти годы, преодолевая земное притяжение, сбивая в кровь пальцы и колени. К нему, к этому комочку небесной радости…
Он напрягся из последних сил, его мышцы вздулись от усилий, напряжения, от безотчетного страха перед непознанным, но таким желанным. В груди колыхнулось и на мгновение, равное вечности, замерло сердце…
Он подтянулся, нащупал ногой едва заметный уступ, в, казалось бы, абсолютно плоской поверхности. «Еще одно усилие воли и я увижу то, что не дает мне покоя. Я хочу увидеть это!» Он выгнулся, прижался к излому скалы и рывком подтянул тело вверх. В глаза брызнул свет…
Яркий огненный свет обжег глаза. Было больно, очень больно. А потом был удар. Тело словно бы рассыпалось на части, и каждая пережила всю силу удара отдельно - множество, миллион их одновременно.
Он так долго стремился сюда, а теперь не мог открыть глаза, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Казалось, мир перевернулся. Или нет, его просто не стало этого мира. От яркого света он ослеп. Все погрузилось в темноту. Больше не было смысла жить и покорять вершины. Он стал слаб и бессилен. И он заплакал от боли, и муки, и безысходности, от невозможности что-либо исправить и изменить. «Будь он проклят, этот свет! Будь он проклят» - кричал он, потом говорил, потом шептал, потом стал думать….
Что оставалось ему: незрячему, искалеченному человеку, который не мог сейчас даже говорить, потому что от напряжения и боли потерял голос? Что оставалось ему теперь: ему, тому который умел только покорять и идти вперед? Как научиться выживать в настоящем?
Шло время… Жизнь на том плато научила его всегда быть начеку. Теперь он не мог спать: ведь перед глазами всегда была черная пелена, а вокруг – зловещая тишина, хранящая воспоминания о пережитом ужасе и опасность. Он ощерился, заматерел и почти превратился в одну из каменных глыб. Он возвел вокруг себя неприступные стены, которые сложил из осколков горных пород, имевшихся под руками. Он украсил свое жилище с внутренней стороны, как сумел, как смог. Красота теперь не была ему необходима, ведь он не видел того, что сотворил. Окна тоже не были ему нужны. Он оставил только дверь, для того, чтобы иногда проветривать свое жилище, да самому иногда выходить поразмяться, как раньше с легкостью поиграть мускулами да понежиться в лучах заходящего солнца.
Так шло время….
Однажды, к его дому прилетела птица. Она была красивая, гордая и очень напоминала его когда-то. Она также как и он стремилась вверх, к облакам, за синеву неба.
Она долго летела и очень устала. Здесь же был дом и был огонь, а значит можно обогреться и отдохнуть. И она решила, что неплохо бы было заночевать в этом месте, тем более, по всей видимости, сейчас должен был начаться проливной дождь. Она поскребла когтями о каменные стены.
Человек открыл дверь и вышел на свет.
Птица увидела перед собой красивого мужчину с утонченными чертами лица, мужественностью, уверенностью и необычайной силой, сквозившей в каждом его движении, в каждой линии и изгибе тела. Он пригласил ее внутрь. Все было хорошо в этом человеке, вот только взгляд у него был какой-то странный: неподвижно застывшие широко раскрытые жемчужно-серые глаза. Эти удивительные глаза смотрели на нее, сквозь нее, в какую-то одному ему видимую даль.
В этот вечер на улице бушевала гроза, а в домике на вершине горы было тепло и уютно. Они разговаривали долго и обо всем. Он оказался достойным слушателем, и ей казалось, был в тот момент преисполнен сочувствия. Так проходили часы, и вот, кончилась ночь, а за ней наступило утро и время лететь дальше. Но он просил ее остаться, и она согласилась, решив пойти наперекор всем земным законам. И осталась, и не улетела. Она думала, что тот, кто так умеет слушать и понимать будет хорошим собеседником и другом. Он разглядит ее необычное сочетание перышек на крыльях, которое так восхищало ее отца, когда она была маленькой....
То, что он слеп, она узнала гораздо позже…. К тому времени в их доме должны были появиться птенцы. Ей стало грустно до боли. Как так? Она добровольно заперла себя в четырех стенах вместе с человеком, который, казалось, похоронил себя заживо!
Когда дети подросли, она все чаще и чаще стала улетать из домика на горе. То полюбоваться закатом, то взмыть высоко-высоко к самому солнцу. Ей не хотелось возвращаться домой: там было сумрачно и серо. Единственное, что ее тянуло назад – птенцы.
Он оказался хорошим отцом для них и когда не придавался своим мрачным мыслям, очень забавно возился с ними. Играя с ними, он, казалось, вновь переживал то время, когда сам был маленьким, и в мире творилось много чудесных вещей.
Он оказался прекрасным рассказчиком и часто вечерами развлекал их необыкновенными историями о своих дальних странствиях. Он только по-прежнему оставался слеп. И поэтому не мог принимать участия в подвижных играх маленьких птенцов. Они наполнили его жизнь смыслом, теплом и любовью. Но все же временами ему становилось очень одиноко.
Когда она улетала, он скучал. Выходил из дома, подходил к обрыву и ждал. То, что рядом бездна он понимал по усиливающимся порывам ветра и странной тяге к полету. Он любил это чувство: когда за спиной словно бы вырастают крылья, и хочется смеяться и плакать одновременно. Но никогда он не позволял себе подойти к самому краю – как бы ни было прекрасно это чувство, там была погибель: одно неверное движение, один лишний шаг…. Раньше, когда он был один, ему часто представлялось, что он подходит к обрыву и взмывает вверх, к облакам, к синей глади неба.
Он всегда хотел научиться летать. Когда он был маленьким, он представлял себя парящим в небесной синеве. И ждал, что у него вырастут крылья, и он полетит. Но ведь человеку не дано это умение. Оно подвластно только птицам. Его птица никогда не предлагала летать вместе. Она летала одна. Без него. Всегда. Это стало законом их жизни. Он и она: два существа такие похожие и такие одинокие из-за этого!
Но теперь были те, которым он необходим и он не мог себе позволить осуществить свою мечту. Дома была жизнь, и, она нуждалась в нем. Дома ждали два сокровища, которые верили в него и любили. Он не мог их терять. Он дорожил ниточкой, связавшей его с жизнью. И он боролся. Изо всех сил боролся с зовущими ввысь крыльями, и всегда возвращался домой. А она – птица, а птицу нельзя держать в клетке, иначе она погибнет. Поэтому пусть летит. Налетается – вернется, она всегда возвращается….
Так было всегда. Всегда до сегодняшнего дня.
Он подошел к краю уступа и остановился только тогда, когда под ногами начала осыпаться щебенка. Но было уже слишком поздно. Каменный поток подхватил его и потянул за собой туда, где была неизвестность и глубина, и ... свобода. Он стал падать…. А потом, какая-то сила вдруг подхватила его и подняла вверх. Много раз он представлял, как за спиной расправляются крылья, как напрягаются от этого его мышцы и он летит.
Все было как во сне, только он действительно летел. Ему было хорошо, так хорошо, как уже давно не было. Быть может, с того самого момента, когда он в последний раз видел небо. Теперь он не мог его разглядеть, но он мог его остро чувствовать, обонять, осязать. У него не было зрения, но открылись новые возможности ощутить его. Он хотел раствориться, слиться с ним. Он был его частью и одновременно самим собой. Он летел…. Он вновь был легок и подвижен; это было то чувство, с которым он давным-давно простился. И это было прекрасно.
Он взмыл вверх, к далекой вершине. Он летел туда, где кончалось небо, и начинался свет. «Я люблю тебя!» - шептало все вокруг. Небо любило его, а он любил свободу, и свет, и небо! И он летел, потому что слишком долго запрещал себе летать. И он падал камнем вниз и взмывал к самому солнцу. За его спиной бились крылья!
Но нужно было возвращаться назад. Потом как-нибудь в другой раз он продолжит свой изумительный полет. А сейчас – домой! И он заторопился к скале, которая вдруг стала казаться единственной обителью, единственным на всем белом свете прибежищем. Он рвался назад, домой…. Теперь он тоже умел летать. Он с удвоенной силой напрягал мышцы, чтобы поскорее оказаться у родных стен, прикоснуться к своим сокровищам, быть с ними. Он устал, выбился из сил, но продолжал лететь вперед и вверх; сквозь усталость, и муку, и боль, которые растекались по всему телу, при каждом новом взмахе. Он возвращался, превозмогая боль и муку и всепоглощающее желание отдаться полету до конца и наслаждаться им столько, сколько позволят силы.
И вот такой долгожданный и освобождающий полет вдруг превратился в тягостную необходимость. От напряжения болела каждая частичка тела. Внезапно он почувствовал резкую боль, словно что-то вырвалось из него. Он закричал, потерял равновесие, его закружило в воздушном потоке, и он потерял сознание….
Придя в себя, он почувствовал, что лежит на чем-то мягком, страшно болят от непривычно яркого света глаза, а впереди и сверху что-то колышется. Он зажмурился, потом резко открыл глаза и увидел траву, небо и солнце. А потом проступили очертания каменного укрытия и двух маленьких существ, которые резвились перед входом, играя в салки-перелеталки. Он видел, как неловко они подпрыгивают и, махая своими крошечными крыльями, пытаются не упасть. Он видел это. Теперь он больше не был беспомощным слепцом, которому нужен поводырь. Он умел летать и видел, куда он летит. Он вновь стал сильным. Он был нужен!
Теперь он научит детей летать, и когда окрепнут их крылья, он возьмет их в свой полет. Он покажет им, как высоки горы и прекрасны облака. Но у них будет свой путь….
А он …