Она простилась с детством слишком рано:
Отец погиб, мать ссохлась в нищете.
В тринадцать лет она почти путана,
В шестнадцать – срок, расклады ещё те.
Она была до одури красива…
Три года нар, распластанная честь.
Но красота при ней всегда, как ксива.
Тюрьма – не мёд, но люди тоже есть.
И пробил час, и, распахнув объятья,
Её свободой встретила весна.
И вновь спешит, надев в горошек платье,
На встречу с милой юностью она.
И ей дорогу выстилает солнце.
Всё позади, и стает с сердца лёд.
А что стряслось, то больше не стрясётся.
А воля манит, и душа поёт.
Всё позади, но, память обжигая,
Ей вслед плевали, морщась, старики.
Кто из подруг таился, выжидая,
Кто отвернулся, не подав руки.
А за спиной шушукались соседки,
А за отказом следовал отказ…
Казалось, птичкой выпорхнув из клетки,
Она влетит туда ещё не раз.
День ото дня всё муторней, и горше.
Исхода нет, нужда стучится в дверь.
А коль пришлось податься в стриптизёрши,
Чего в жилетку плакаться теперь.
Она воркует, бёдрами играя,
Забыв про стыд, нагая грудь вперёд,
И от щедрот по крохам собирая,
Фортуне верит и беды не ждёт.
Ах, жизнь-паскуда, что ж ты натворила,
Зачем так круто с нею обошлась?
Недоцвела она, недолюбила,
Дурного глаза не остереглась.
Её нашли в канаве придорожной,
В сырой листве, с пробитой головой.
А счастье было... было так возможно,
Чтоб слух не рвал натужный бабий вой.
02.1992г.