Литературная страница
«Сегодня мы предлагаем вниманию наших читателей стихи переславского поэта Владимира ИГНАТЬЕВЫХ. В каждом из них – своя, непростая, история. А главное, в авторских строчках – настоящая правда. И поэтому именно сейчас, когда заканчивается Великий пост, скорбью безмерной пронизанные эти строчки особенно трогают и тебя – до глубины души и сопереживания.»
Храм Казанской иконы
В отдаленном селенье на высоком холме
Стоит храм разоренный – воин, павший в огне.
Нет крестов, главы смяты и крапива окрест.
Четверик, как распятый. С ним кладбищенский крест.
Колокольня без шпиля. Крыши все сожжены.
Лик Георгия содран с обожженной стены.
Богородицы очи со стены алтаря
Молча просят помочь ей, душу храма храня.
Пресвятая Богородице спаси
Нас. Покаяние смиренное прими.
Святой Георгий от врагов защити,
И разящую десницу отведи.
На кладбище у церкви не осталось могил.
Люди словно ослепли, словно свет им не мил:
По могилам дорога, деревянный сортир.
Вы спросите у Бога: «Как же он допустил
Чтобы в храме Господнем, где престол, в алтаре
Пекарь бегал в исподнем у печи при луне?
Что бы там, где обычно оглашенным стоять,
Грохотали машины, веру двигали вспять?»
Пресвятая Богородице спаси
Нас. Покаяние смиренное прими.
Святой Георгий от врагов защити,
И разящую десницу отведи.
Ой вы, пращуры-деды, что в могилах лежат:
Позабыты заветы. Колос веры не сжат.
Вы своими трудами возвели этот храм.
Внуки совесть продАли. У них в идолах – Хам.
Запустили им беса в православный удел.
Разорил все, повеса, в церкви той. Беспредел!
Ободрал он все фрески и икон не сберег.
Запалил занавески и до камня все сжег!
Пресвятая Богородице спаси
Нас. Покаяние смиренное прими.
Святой Георгий от врагов защити,
И разящую десницу отведи.
В храме том ветер свищет. Ночью бесы гудят.
Толь прохожего ищут, толи с пьяным чудят?
Богородицы очи лишь видны иногда.
Может кто-то поможет возвратиться сюда?
Сколь бы сильным он не был – одному не поднять!
Лишь с молитвою в небо с архи(е)реем стоять
Братьям здесь монастырским, что бы снова окрест
Засиял бы над храмом позолоченный крест!
Пресвятая Богородице спаси
Нас. Покаяние смиренное прими.
Святой Георгий от врагов защити,
И разящую десницу отведи.
Предавшие трижды
Предавшие трижды, просят тебя
Дать им твою помощь.
Что же ты скажешь им также любя?
Найдешь ты ещё мощь?
Под правым ребром та же боль от копья,
Вернёшься ли в их мир?
Предавшие трижды, просят тебя -
Двадцать веков их кумир.
Серебряной мысли тугая волна -
Ты ими ведь был судим.
Помянутый телом и кровью до дна,
Поможешь ли ты им?
Исстёган бичом и придавлен крестом,
По крови своей в пыли,
Ползешь, прикрываясь терновым венцом.
Рядом кричат: помоги!
Предавшие трижды, приветствуют. (Лжа!)
Мессия веди нас вперед!
Тридцать серебряных делят дрожа
Кому из них что упадет.
Преданный трижды, растоптанный в прах,
Память свою береги.
Каждый из них получает свой страх.
Спасенье в твоей любви.
Преданный трижды, ты видишь везде,
Ты можешь понять вперёд:
Дети детей твоих даже в суде
Это ведь твой народ.
Предавшие трижды, ревут из огня -
Мы сами себя палим!
Может быть всадники, в шпоры звеня,
Закончат последний Рим?
Скажи мне Гагарин
Сбережение народа как главная задача.
А.И.Солженицын
и был он «расстрелян неправильно»,
за анти- и контр- агитацию.
скажи мне Гагарин, а правда ли
раскрылись небесные панцири?
Скажи мне Гагарин – скрижалями
открыл ты дорогу до истины,
о чтеньи молитвы во храме ли,
во доме без слежки без пристальной?
Тебя ли, с небес прилетевшего,
о чести отца, несогласная,
просила дочь, в клиросе певчая,
о том, что и так было ясно всем?
Влетевшего в небо Гагарина
о чести прося, не о мести.
Расстрелян был, в общем, неправильно -
писал прокурор при «Протесте».
Быть может сред славы и праздников,
нашел ты словцо подзащитное,
священник оправдан был начисто.
В молитвах сельцо позабытое.
Скажи мне Гагарин – где Родина?
Где братья и сестры навечные?
Где реки мои полноводные,
где смех и улыбки беспечные?
Скажи мне Гагарин, где шумные
деревни. Поля плодородные?
Скажи мне Гагарин, где умные
мужчины и жены дородные?
Где пахари, где голосистые
жнецы на покосы идущие?
Где нивы хлебов колосистые,
где рощи до неба встающие?
Скажи космонавт, где рабочие
в заводах, в мартенах и кузницах?
Скажи космонавт, где ученые?
Где дети растущие - умницы?
Скажи мне - где род мой
рассыпался в времени каплями?
Скажи! Где народ мой
расстрелянный… близкие самые.
Кошкин Михаил Ильич
Старой церковью на горе
окрещён ты был в декабре.
Далеко село Брынчаги.
Михаилу ты помоги!
Далеко село, средь холмов,
здесь родимый дом, отчий кров.
Из корней села сила жил,
он смекалку здесь заложил.
Конечно, его здесь не помнят.
Говорят, приезжал-то лишь раз.
Что вспоминать? Да, был скромный.
Без вина, как обычно у нас.
Ну, это сейчас. А тогда-то…
Да кто о чем знал?
Может, думали, что виноватый.
Может, думали, что пропал…
Пропал же сосед «ни зА што».
Просто хотел покурить.
Воткнул, значит, в землю заступ,
да и стал газету рубить
себе на самокрутку.
Чтобы ссыпать туда табак.
Просто, в охотку,
без злобы… Так это было, не так?
Да, вдруг, посмотрел оборот.
Выругался: «В чёрта и в рот!».
Ругаться шибко любил.
«Сталину то, башку отрубил!»
Вот и дали ему – десятку
и «по рогам».
Кто настучал - взятки гладки.
Ну и пропал он там.
Так и про Михаила,
что было рассуждать.
Ну, был человек, в общем, милый.
Да, и умом пошёл в мать.
Это потом… в шестидесятых…
когда отгремела война,
и космос стал нам за брата,
и ликовала страна.
Тогда вспоминали Победу.
На улицах стало тепло.
И Солженицын. И где-то,
вроде, открыли окно.
И вспомнили тех учёных
и конструкторов...
Из «шарашек», из заключенных,
из разных других дворов.
Тогда-то средь мелких строчек,
вдруг, прочитали мы,
что Кошкиных-то сыночек
такое! И для войны!
Конечно, тридцать четвёрку
помнила вся страна.
Это не гвоздь, не отвёртка.
Техника эта важна.
Техника эта громила,
как говорится, врага.
Лучшее, значит, было
оружие. Значит, была сильна!
Кое-кому, из наших,
на ней довелось воевать.
Много там наших павших,
но танк позволял побеждать.
Они прорывали фронтом
заслоны фашистских войск,
пехоте, служа оплотом
под Прохоровкой. Страшный бой.
Ты думаешь, он из страха?
Из страха? Такое создать?
Ты знаешь, у страха запах:
за ним ничего не видать.
От страха можно отпрыгнуть,
от страха можно упасть.
К страху можно привыкнуть.
Страх он мешает спать.
Страх он мешает думать.
Особенно там, во сне,
когда возможно придумать
лучшее на Земле.
Когда раздвигаются шири
небесных пространств и врат.
Когда доступны в эфире
идеи тебе наугад.
Любая, что может нужнее
тебе в этот самый момент,
любая, что может важнее.
Такой вот во сне инструмент.
Видишь ли, если в сорок
решаешь задачу задач,
пока ты силен и молод,
и полон надежд и удач,
ты каждой минутой в теме.
Ты думаешь об одном,
не о насущном хлебе,
а лишь о танке, о нём.
И нет его даже в эскизе,
и нет ни в каких словах.
И, мысленно, ты нанизан
снарядом на дуло ствола.
Ты гусеницами по полю
тащишь тонны брони.
Навстречу снарядному вою
сплавом стальным звенишь.
И понимаешь ясно -
должен он быть такой.
Должен он быть прекрасный,
смело летящий в бой.
Знаешь, что их конструктор
что-то недопонЯл.
Знаешь, что в этих штуках
вроде их перегнал.
Знаешь, что уж готовы
боем они на нас.
Знаешь. И этим словом
себе же даешь приказ.
А если уж все в железе,
в деталях и крепеже,
то ты, конечно, полезешь
в него. Не сидеть в блиндаже.
Ты сам нажмешь на педали,
ты сам за его рычаги.
Что б гусеницы рыдали,
чтоб слышалось вдаль: «Беги!».
Чтоб каждой из всех лошадок
в моторе, цилиндрами сжав
единой упряжкой порядок.
Что б гусеницы визжа,
неслись по снегу, по полю,
по грязи, оврагам, меже.
Что б пушка стреляла, что б пули
метал пулемёт, что б уже
ворвавшись в окопы, снаряды
противника бились в броню,
что б вслед боевые отряды,
за Род…, за отчизну свою…
Главное он создал,
успел еще до войны.
Помним на башнях звёзды,
что были в Европе видны.
Помним победы. Парки.
Подняты на пьедестал
монументальные танки
в памятных местах.
Почти до средины Европы,
через километров сто,
тридцать четвёрки. Окопы
осыпались уж давно.
(В наших краях тоже
в Парке Победы танк,
да и еще один, быть может
Кошкин родился там?)
Памятники железу,
которое создал он.
Я иногда трезвым
бываю, где его дом,
пытаясь понять откуда
ясность его ума?
Наверное, это чудо,
или Россия сильна
новыми сыновьями
для новых свершений и дел?
Думаю вместе с вами.
Как бы я это хотел.
Только вот нет там школы,
впрочем, кАк нет детей.
Нынче село, как вдовый
мужик у халупы своей.
Старая церковь без крыши,
окна в два этажа
выбиты. И не слышен
колокол. И ржа
выела решетки. Выше
простор небес.
Главное – это небо,
главное - это лес.
Будущее – небыль,
прошлое на устах.
Кремлем монастырь
вырос в пяти верстах,
а здесь бюст и пустырь.
Гордишься народ родной,
бывшей своей великой,
нищею стороной?
______________
(______) – редакторская правка.