1
Как хочется тебя назвать…
вдохнуть предгрозовую пряность,
окинуть взглядом стол, кровать,
и что там до тебя осталось --
узор на ткани, кружевной
налет,
просвет,
треть занавески,
орех за рамою двойной
и ветка согнутая -- с треском
по шитым-перешитым швам
расходится слоеный вечер.
Из слоя сотого восстав,
ты обнажишь лицо и плечи,
и все, что не обнажено
доселе потаенной створкой
пра-зрения. Ты день, ты ночь...
ты ночь, моя, без оговорки.
2
Так пальцы глубоко, и глина
едва ли не оскорблена.
Рука дрожит и не верна
для этой пахоты целинной,
для дикости ее степной,
столь равнодушной к совершенству,
что быть свободной, быть одной,
неявленной тщете земной,
она бы и сочла блаженством…
Кто верит в благородство жестов
у овладевшего рукой,
пусть верует в ее покой.
Наивно верует, по-женски.
3
Вот так возьмет тебя герой,
возьмет всесильный и всевышний…
непререкаемый -- любой,
кто только видит или слышит.
И поведет, и ты пойдешь,
не оглянувшись, Эвридика.
Его победу, этот нож,
ковать мне сладостно и дико.
4
Сумею ли тебя обнять,
проявленной касаясь кожи.
Убрать ладони. И опять
скользнуть по линиям возможным
и невозможным.
Столько лет
бредем в Эвклидовом пространстве,
что каждый формульный запрет
как признак рода состоялся.
Но вопреки ему явись
из ни черта и ниоткуда.
Из тишины, преддверья, из
восьмого мирового чуда.
Из тех немыслимых отчизн,
что можешь мысленно покинуть.
Назло пространству выйди из
меня, до превращенья в глину.