2011
У меня нет для тебя никаких оправданий
и нет от тебя никаких лекарств.
Безответные чувства, я понимаю,
годы спустя, подгнивают и пахнут как фарс.
Потому я все чаще скрываю свои симптомы,
внешние признаки жрущей меня кармакомы,
раскидавшей по хлипкой моей душонке
сотни сияющих метастаз.
А душонка и рада стараться,
впадать в экстаз,
сиять ими,
Как в закатном июльском небе
самолётного выхлопа розовые полоски,
или
на окнах январских пронизанный светом иней.
Весь оставшийся мир стал бледным, пустым и плоским
и день ото дня, отдаляясь, теряет в весе.
Как ты живешь? Я надеюсь, здоров и весел.
И с каждой минутой становишься все счастливей.
Я надеюсь, она ценит каждый люмен твоего света.
Варит кофе в постель и не может тобой надышаться.
И, надеюсь, она понимает, что именно это —
называется счастьем.
Возможность к тебе прикасаться.
И часами, неделями, месяцами,
вожделенно смотреть на тебя. Боже!
Обновлять тебя в памяти чаще, чем в полгода раз.
Не клеить тебя по осколкам, не собирать, как паззл.
Целовать твои губы, твою кожу.
Боже...
А я? Заперлась в своем мире и не тужу.
Лишь при мысли одной о тебе — дрожу.
Всё дороги утюжу да борозжу, и надеюсь,
что как-нибудь расскажу тебе, как я тобой дорожу.
И тогда ты до хруста обнимешь меня,
улыбнешься, погладишь по голове...
И окажется вдруг всё приснившимся мне.
Я проснусь, будет утро, апрель, тишина,
Солнца ласковый лучик скользнет по щеке,
Обернусь и увижу родного тебя,
Теплым, спящим в моей тишине.
А до той поры знай:
Я ничуть на тебя не злюсь.
Научилась держать лицо, веселят — смеюсь.
Только мама знает, как запираясь в спальне,
до перебоев в дыхании
я неистово
за тебя
молюсь.