Ее звали именем из четырех букв, иногда пяти.
Именем, которое своей полной формой обозначало Деву,
А уменьшительно-ласковой – героиню славянских сказок.
И не то чтобы она сильно напоминала Еву –
Нет, она не была прекрасной –
Просто в ней сохранилась первоначальная искренность.
Помню ресницы без туши, короткие, блеклые –
Глаза созданы, чтобы смотреть, а не выглядеть.
В ней не было ничего от волка, касатки, сокола,
И не красилась она не по божьим заповедям,
А по своей одной, внутренней заповеди.
Говорю «помню», хотя она не исчезла из заводи
Моего тусклого существования.
Просто с такими людьми начинаешь прощаться заранее,
Чтобы успеть и не упустить.
Так вот, девушка, чье имя было из четырех, иногда пяти
Букв, носила одежду, больше похожую на мешки,
Но с той же естественной простотой надевала платье.
И, мне кажется, не выделяла отца и мать из
Всей человеческой массы, что ей желала добра.
В ее маленьком мире именно Боги лепили горшки,
Их расписывали и обжигали,
Вставая пораньше с утра.
Помню, она принимала Бога в обличье фикуса,
В обличье сороки с давно перебитым крылом,
В обличье дождливого неба за мутным стеклом,
В любом из случайных прохожих.
И хоть я была уверенным атеистом,
Мне нравился в ней этот искренний, чистый
Порыв,
Который можно увидеть в других, лишь всю грязь поотмыв,
А у нее он ничем не запятнан был:
Простой, морозно-белесый свет, что не измерить ваттами.
Она немного похожа была на смерть:
Ломкие волосы, как солома, узкий, иссушенный рот,
Кости, обтянутые пергаментом.
И не сказать, конечно, что это красиво,
Но это было естественно: смерть и жизнь,
Айсберги, мамонты, саммиты,
Пышно расцветшая слива,
Шакти и рядом с ней Шива,
Собраны здесь, на диване,
Прошлое, будущее и смерть.
Вечная круговерть.
Она не была образованной или начитанной,
Смотрела блокбастеры, слушала жуткую музыку,
Вряд ли смогла бы найти на политкарте Крит, но
Кто говорил, что ангелы знают французский?
Мне просто хочется верить, что любой одинокий и брошенный,
А также не брошенный и одинокий
Найдет пристанище в виде ее порога.
Хочется верить, что она правда монах средь нас,
И ей для жизни нужна лишь вода и дикая ежевика.
Неважно: Библия, Веды, Коран или Тора.
И я когда-нибудь, наверное, подарю ей фикус.
Как бы кусочек Бога.