Модерн, его истоки и проблемы интерпретации
«Прекрасное и полезное» Уильям Моррис.
Как заметил Уильям Моррис, “любое украшательство бессмысленно, если за ним нет чего–то большего». ("если оно не напоминает о чём-либо за пределами самого себя» - в другом переводе)
Модерн многолик и не прост. Внутри него имеется несколько течений. Это выражается и в количестве названий этого стиля, разных в каждой стране: ар-нуво, югендштиль, Сецессион, еловый стиль, стиль Гемар, Тиффани… и так далее, вплоть до иронического наименования «вермишель». Временные границы стиля так же имеют разночтения. Те, что указываются в источниках, весьма спорны. Большое явление не возникает вдруг и ниоткуда. По существу, зачин ему был положен в 1860-х, когда один из художников группы Братство прерафаэлитов Уильям Моррис – поэт, художник, витражист, книгоиздатель, теоретик, технолог и глава ремесленного предприятия - организовал свое детище: движение «Искусство и ремесла». А завершилась эпоха модерна, как принято считать, с началом Первой мировой войны. Впрочем, этот рубеж условен, потому что стиль жив, пока художник творит в этом направлении - и пока оно востребовано. Гауди трудился над собором La Sagrada Familia до самой своей кончины - то есть до 1926 года. Как известно, строительство собора продолжается до сих пор. Таким образом, реальное положение дел отличается от смехотворных "10-15 лет",которые отводят модерну некоторые официальные источники. В истории много несообразностей.
Так, недалекие умы утверждали, что Моррис не обладает большим талантом. Оставим это утверждение на их совести. Опровержение им - труды, в которых Уильям Моррис поистине воплотил свою идею Прекрасного. Каждый штрих его графики, каждый эскиз – гобелена или рисунок обоев, каждая вышедшая книга – были законченным манифестом красоты. Моррис создал понятие дизайна, добиваясь целостности как архитектуры, так и всего, что в совокупности составляет интерьер, не исключая ни малейшей его детали. И центром всех этих усилий был человек - прекрасный и совершенный, "мера всех вещей"*. Такова была концепция Морриса. «Уильяму Моррису суждено было стать лучшим европейским дизайнером XIX века… Его дар заключался в умении претворить увиденное в безукоризненный орнамент на ткани или бумаге» /Н.Певзнер. Английское в английском искусстве. Санкт-Петербург. 2004, с. 125/
Стоит упомянуть, что до сих пор произведения этого стиля являются одними из самых востребованных в мире. После нескольких десятилетий забвения его достижения и язык снова интересны и актуальны.
Так что же такое модерн? Прежде всего, это мировосприятие. Это целостность эстетики и воплощения. Основные черты стиля: предельная выверенность, филигранная точность выразительных средств, изысканность прихотливых змеящихся линий, цветущее изобилие и буйство,берущее начало в растительных и зооморфных формах или, напротив, минимализм и упорядоченная геометричность композиции. Рельеф, орнаментальный и сквозной, напоминающий по своей сложности кельтский – является органической частью конструкции, растет из самого существа «костяка», обыгрывая его особенности. Воплощение этого принципа – творчество Гауди. Например, его литые решетки в виде хребта дракона или чешуи доисторического существа.
Прихотливый, непредсказуемый, линеарный…- все это модерн, или «ар-нуво», как называли его во Франции. Акцентированная линия как главное выразительное средство – отличительная особенность стиля. Модерн, как квинтэссенция продуманности, сложной простоты - конечно, продукт культуры и интеллекта. Лишенный тяжеловесной официозной регулярности барокко, в своей томной грации и отточенности он как нельзя больше напоминает утонченную, искушенную диву. Для модерна характерно подчеркнутое единство всех деталей – архитектуры, интерьера, росписи, элементов декора, мебели, костюма, - вплоть до малейшей пуговицы. Каждый предмет - как произведение искусства - согласно принципу, высказанному Моррисом. Здесь изображение имеет абсолютную декоративную самоценность – независимо от сюжета и его прямого семантического контекста. Оно призвано бесконечно ласкать глаз и зачаровывать, подобно пению сирен. И в этом – еще один характерный штрих: опасная красота, проникнутая ядом. Не зря именно в это время на свет появились «Цветы зла» Бодлера - книга, ставшая символом и выражением сути эпохи.
Остановимся на том, что сформировало модерн, откуда его корни, и каково его влияние на последующие направления в искусстве. Это - интереснейшая область, в которой нет единства мнений. Однако, если анализировать, становится очевидным, что все не так однозначно, как повествуют тиражированные справочники. «Генетическую» связь модерна с кельтской культурой - с ее характерным орнаментом и любовью к декору – исследователи обычно упускают из виду. Так же, как эстетику Уильяма Блейка - визионера, мистика,художника, поэта - идеи которого повлияли на становление Братства Прерафаэлитов. Или, например: что общего у модерна с готикой? А ведь это единство очевидно - стоит взглянуть на ажурные побеги кружева пламенеющей готики, приглядеться к деталям каменной резьбы, обрамляющей и пронизывающей готическую розу, отметить бесконечное стремление их к S-образным формам… А эти контрфорсы, сочленения узлов, как ребра и хрящи гигантского кита - «водного зверя» Ионы! Не зря храм трактуется как корабль спасения: именно эта его функция подчеркивается в костяке и внешнем образе его готического воплощения. И все эти элементы выступают на передний план в произведениях архитектора-новатора Антонио Гауди. Как закономерность читается и замечание Виктора Орта: "Я хочу уже в фасаде выразить план и конструкцию здания так, как это делалось в готике, и подобно готике выявить материал, а природу отобразить в стилизованном декоре".
Новаторство модерна в архитектуре выразилось в применении новых материалов и технологий, сочетании стекла и металла, открытых металлических конструкций, приобретающих самостоятельную художественную ценность – как в знаменитом особняке Тасселя (1892-1893 г.) – первом здании в стиле модерн (архитектор – Виктор Орта). В 1895 году венский зодчий Отто Вагнер сформулировал новые принципы стиля, который должен развивать художественные формы только из конструкций и учитывать новые строительные материалы. Но таковы же были и отправные предпосылки готики. Отдадим должное и одному из новаторов и создателей эстетики модерна во Франции, сформировавшему абсолютно узнаваемый образ парижских станций метро (1899-1900) - Гектору Гимару. Его формы стремились к абстрактности и асимметрии. Его кованная графика нового Парижа стала одним из знаков эпохи точно так же, как Башня Гюстава Эйфеля, созданная в 1887-1889 годах. А если учесть, что Эйфель специализировался в металлических конструкциях, разработал подвижный купол для астрономической обсерватории, строил мосты, экспериментировал с материалом, то его заслуга в становлении новой архитектуры становится еще более очевидной.
Кроме того, говоря об истоках ар-нуво, нельзя не вспомнить гравюру и прикладное искусство средневековой Японии. Ее роль в формировании стилистики ар-нуво и в целом искусства Европы второй половины 19 века переоценить невозможно. Принцип «великое – в малом» нашел свое воплощение в лаконизме выразительных средств. Влияние Японии выразилось и в пристрастии к асимметричным композициям, и в цветовом решении, и в доминанте декоративного начала, и, наконец, в прихотливом арабеске силуэтов ар-нуво. Кстати, об арабеске: традиционный геометрический орнамент востока и таинственная свобода арабской вязи также напрямую повлияли на эстетику ар-нуво. Пример - Морис Верней и его знаменитые декоративные стилизации. Спонтанный росчерк китайского иероглифа в технике «вслед за кистью» - и узор изречения из Корана – перекликаются в линеарном и эмоциональном воплощении с "овсяным колосом" Вернея, или с динамичным «Ударом бича» Германа Обриста. Хотя, надо заметить: рисунок "Удара бича" все же несколько хаотичен, ему не хватает минималистической выверенности, отличающей эталонные произведения модерна. Его стебли и усики слишком симметрично повторяют друг друга, что не характерно для стиля. Однако название, данное с легкой руки критика, прижилось и стало выражением чего-то большего, нежели первоначальный объект, символизируя принцип ар нуво. Кстати, сам Обрист назвал свое произведение "Цикламены".
В данной статье мы лишь коснулись главных исходных факторов, сформировавших рассматриваемое направление. Неповторимость и традиция – вот столпы, на которых зиждется искусство. Модерн нельзя обвинить в эклектике и эпигонстве. Ему присущ свой метод обобщения и стилизации натуры, свой узнаваемый язык. Предтечами же этого большого направления (кроме названных) стали и Уистлер – с его любовью к Средневековой Японии (его интерьер "Павлиньей комнаты" - эталон художественности и аутентичности в дизайне), и Тулуз-Лотрек, предвосхитивший в своих гротескных и предельно лаконичных плакатах язык таких мастеров, как Эжен Грассе, Генри Приват-Ливемонт, Иван Билибин. Нельзя не отметить и роли символистов, без которых модерн не приобрел бы своей характерной «отуманенности», склонности к мистике - по большей части сомнительного толка (в моду как раз входил спиритизм, оказавший существенное влияние на искусство). Модерн отличает утонченная красота, которая стала философией, художественным credo и смыслом поисков его «исповедников». Отсюда - тема рыцарства и поисков священного Грааля, к которой постоянно обращались художники братства Прерафаэлитов, а через 30 с лишним лет – Обри Бёрдсли, чья графика перекликается с мрачной средневековой стилистикой Уильяма Морриса и Эдварда Бёрн-Джонса. Но в отличии от Прерафаэлитов, образы Бёрдсли всегда окрашены в нарочитую темную чувственность, доведенную до гротеска. В данной статье я не даю этическую оценку художественному credo Бёрдсли, скажу лишь одно: перед смертью художник потребовал, чтобы душеприказчик уничтожил все его работы скабрезного характера. Распоряжение, кстати, не было выполнено. Однако сам факт такого распоряжения говорит о многом. Что касается его цикла к "Смерти короля Артура" - стилистически он может быть назван примером высокого модерна. Кстати, огромное влияние оказал Бёрдсли на стилистику российских журналов «Весы» и «Мир искусства».
Диаметрально противоположен по духу Бердсли - Альфонс Муха. Его произведения - это иное, светлое воплощение стиля в самой цветущей его фазе. Изысканность Альфонса Мухи – и строгий язык Ивана Билибина; пламенеющая граненность Михаила Врубеля и победа над утилитарностью - Эмиля Галле (его мебель может служить иллюстрацией стиля). В этом роскошном цветнике прекрасно соседствовали самые экзотические, пряные цветы - и скромные «незабудки». Александр Бенуа, Лев Бакст и Александр Головин, Густав Климт и Обри Бёрдсли… Вот лишь несколько ключевых имен, без которых мы не могли бы говорить о стиле, как о состоявшемся событии. Каждое имя - целая глава в этой поэме. Что характерно: Обри Бердсли, умерший в 25 лет, определил язык направления едва ли не в большей степени, чем его кумиры - Уильям Моррис, Эдвард Бёрн-Джонс и Данте Габриэлем Россетти. Хотя именно идеи и эстетика движения Братства Прерафаэлитов вместе с идеями Рёскина сделали возможным теоретическое и художественное обоснование стиля ар-нуво. В Англии аванпостом этих идей было движение "Искусство и Ремесла" (1861 – конец 1890-х годов), объединившее в себе несколько гильдий, в России - «Абрамцевский кружок» (1872- 1900 г.) Саввы Мамонтова и «Талашкино» - детище Марии Тенишевой, в Германии - «Баухауз» (1919г), в США – «Золотой дуб». Наивысший пик художественных поисков пришелся на последнее десятилетие XIX века, обусловив расцвет ар-нуво в Брюсселе, Чехии, Франции, Барселоне, Скандинавии, и других странах...
Кроме того, модерн имел продолжение в уже вторичном и эклектичном стиле ар-деко, который возник во Франции в 20-х годах и был актуален вплоть до начала Второй мировой войны, дав особенно узнаваемые примеры стиля в Америке времен "эпидемии" джаза. Однако дух ар-деко был уже иным: легковесный, блестящий, ориентированный на массы, он являлся некой разновидностью гламура, золоченного фантика истеблишмента.
…
"Высокий" Модерн, сметенный авангардом, был лебединой песней эпохи прекрасного в искусстве - чьи отправные точки позволяют судить, как менялся вектор приоритетов. Так, мир Древней Греции, как детство человечества, был пронизан сияющей гармонией. Рим, Византия, Готика, Раннее Возрождение -- по преимуществу ориентированы на мужчину. Предметом созерцания для философии и искусства являлась преимущественно личность мужчины, его сакральная ценность, его онтологическое достоинство - или падение и утрата этих качеств. Начиная с Позднего Средневековья, развиваясь к Раннему и Высокому Возрождению, искусство снова обращается к женщине. Теперь Она не только объект порицания и иронии. Отныне Ее роль не сводится к украшению интерьера. Искусство все чаще видит в ней неповторимое личностное начало, залог высшей гармонии.
Реализм, классицизм, барокко, романтизм, наконец, импрессионизм - последовательно отдали дань вечной женственности. Заключительной, рафинированной стадией этого «апофеоза» стали символизм и модерн, имевший корни в Братстве Прерафаэлитов.
А затем, как раз на рубеже веков, словно под действием взрыва, произошло расщепление и распадение на атомы внятного и читаемого искусства. Эпоха красоты и смысла закончилась деформацией и развеществлением объекта: абстракционизм, дадаизм , супрематизм, кубизм, сюрреализм, «аналитическое искусство» - были разными стадиями этого процесса. Так сокрушительным манифестом упразднения сакральной ценности личности стал II Крестьянский цикл Малевича.
А дальше искусство «пошло в разнос», придя к ироническому отрицанию самого себя и мира (дадаизм, прежде всего - идеи Марселя Дюшана, провозгласившего, что предметом искусства является то, что выставлено в пространстве выставочного зала в качестве предмета искусства - чем бы оно ни было в действительности. Вы заметили, в чем подвох?.. В качестве эталона произведения искусства зрителю был явлен писсуар (фабричного изготовления). Назывался этот экспонат "Фонтан". Что ж, это - способ Дюшана - отправить в нокаут буржуазную фальшь и косность восприятия. Но еще это и индивидуальный способ расправиться с сакральной непознаваемостью мира. Этот символический жест, этот поступок - не шалость, но акт мировоззрения, и он имеет смысл, если вспомнить, что дадаизм родился как реакция на крушение гуманистических ценностей в результате Первой мировой войны и ее ужасов. Отныне все, что служило уничтожению норм и традиций называлось аванпостом искусства и явленной истиной. Первоначально жест Дюшана был иронией и демонстративным провозглашение абсурда как такового,провозглашением свободы высказывания, но со временем приобрел статус культового события и переоценки самого понятия "искусство". Акт этот получил безусловную поддержку профессионалов, призванных судить об искусстве и определять, что есть что в нем.
……
Рассматривая историю искусства, стили, направления и их программы, нельзя не заметить критическую тенденцию в оценках модерна. Удивительно: ни дадаизм с его програмной деструктивностью и нарочитым разрушением логической системы, ни поздний немецкий экспрессиониозм в его радикальным отрицанием человечности, ни поп-арт, балансирующий на грани пошлости и китча, ни, скажем, маньеризм с его слащавой чрезмерностью, ни тем более- упаси Бог – востребованный нынче гипернатурализм, - не вызывают у искусствоведов такого сомнения в художественной состоятельности, как модерн. Каких только нелепых претензий и выводов ни приходилось слышать в его адрес. Даже то, что модерн не состоялся как стиль, что он не имеет единства стилевых признаков и цельности пластического языка; Что он-де застыл и не эволюционировал; Что он якобы не выполнил своего предназначения; А между тем модерну присуще то разнообразие средств, которое подчас упраздняет границы между направлениями в искусстве, предвосхищая новые тенденции. Вспомним рафинированные произведения ювелирного искусства и предметы дизайна из стекла такого мастера, как Рене Лалик. Однако среди его флаконов и ваз наряду с изысканно-витиеватыми вещами встречаются предельно лаконичные формы, напоминающие еще не вошедшие в моду проекты урбаниста Ле Корбюзье! Похоже, что эти произведения предвосхитили архитектурные открытия мэтра архитектуры, или, по крайней мере, появились одновременно с ними. Так проявляются нарождающиеся тенденции, и в чем - в стекляшках для духов! Для эпохи нет мелочей. Наступление ХХ века характеризовалось стремлением к предельному конструктивизму. В ювелирных изделиях работы Лалика так же среди прихотливых вещиц встречаются шедевры минимализма. Что уж говорить об архитектуре или дизайне интерьеров.
Складывается впечатление, что модерн стал жертвой давнего штампа, которому до сих пор не дали толком объективную оценку.
Предвзятое, снисходительное отношение к феномену модерна еще больше бросается в глаза на фоне сверх-толерантного отношения к антихудожественным экспериментам, к тому же сюрреализму и дадаизму, к усиленному стремлению профессионалов-интеллектуалов адаптировать зрителя к агрессивной и отнюдь не простой для восприятия семантической системе дадаизма, манифестом и задачей которого было разрушение мира привычных традиционных ценностей и всех эстетических принципов искусства, и создание новых анти-систем, живущих эпатажем и глумлением над миром и последовательным разрушением его принципов. Отчего «смерть живописи» и отрицание жизни, и выход за грань всех жизненных систем, провозглашенные Малевичем в «Черном прямоугольнике» (таково его настоящее название) – это всецело уместное философское и, главное, – художественное высказывание, оспаривать право на существование которого – дурной тон. А вот изобразительный язык и художественная ценность модерна – повод к критике и плацдарм для теорий о его несостятельности? Отчего дилетантизм и неопримитив, псевдозначимые инсталляции и сомнительные перфомансы, в основе своей отрицающие или профанирующие искусство – это вполне приемлемо, и требует поддержки и адаптации (внедрения, проще сказать, в массы), а в выверенном искусстве мы будем искать червоточину?.. Есть в этом что-то, заставляющее задуматься.
Мы знаем, что подчас второстепенные образцы стиля модерн чреваты излишеством и пестротой. Худую службу сослужили ему и коммерческие однодневки, низведшие стиль в глазах обывателя на уровень китча. (То же самое произошло с супрематизмом в России: он так же деградировал, заговорив "на злобу дня" "шершавым языком плаката").
Но объективность требует признать достижения этого многогранного явления.
Все сказанное верно и для архитектуры. Федор Шехтель (Особняк Рябушинского, Ярославский вокзал), Виктор Васнецов (церковь в Абрамцево), Лев Кекушев (Особняк Носова) - московский модерн, неорусский стиль, Василий Косяков - Морской собор в Кронштадте - как пример сплава византийской архитектуры и модерна. Алексей Щусев - собор Покрова Марфо-Мариинской обители... Излюбленные в России стилизации под готику, например - особняк З. Г. Морозовой Федора Шехтеля... Вот лишь некоторые вехи этой большой темы. Однако именно в архитектуре одно из направлений стиля тяготело к конструктивизму, предвосхищая авангард. Яркий пример - Чарльз Ренни Макинтош (Шотландия)- осуществлявший геометрический, функциональный модерн, смыкающийся с конструктивизмом. Например, Хилл-хаус в Хеленсбурге (1903). Не говоря о Гауди, чей оригинальный стиль уникален по сути и не может быть ограничен рамками даже такого широкого явления, как модерн. Разнообразие его художественного метода не знает себе равных. Его основные идеи и тенденции актуальны в современной архитектуре, в самых новаторских проектах. Витражные окна дворца Гуэля Гауди, как отмечают специалисты, являются первой абстратной композицией в мире (1888 г.). Кстати, известно, что мастерская Пикассо была напротив этих окон. И возможно, именно эти витражи (наряду с другими факторами)натолкнули Пикассо на идею кубизма, идею разрушения формы, колебания границ видимого. "По утверждению авторитетных специалистов-искусствоведов, «история фрагментации в современном искусстве не может быть полной без учета влияния Гауди на молодого Пикассо». Гиз Ван Хенсберген. Гауди — тореадор искусства. Биография. /Пер. с англ. Гольдберга Ю. — М.: Эксмо-Пресс, 2002.
Закономерно и пересечение модерна - и минимализма архитектора Ле Корбюзье – этого представителя архитектурного авангарда и автора типовых проектов массовой застройки. Рассмотрим его часовню Нотр-Дам-Дю-О, Роншамп, Франция (1950 - 1955 гг.) Очевидно, что в основе этого здания – в его объемах и обтекаемых формах, в его благородном лаконизме лежит именно ар-нуво. И хотя в 1904 году Корбюзье считал, что время ар-нуво позади, ровно через пол-столетия он воплощает проект, в котором отчетливо видны черты этого самого «изжившего себя» направления! И пожалуй, это самое гармоничное из всего, что он когда-либо создал.
Таким образом, культурное значение и потенциал модерна значительнее, нежели это представляется поверхностному исследователю.
* "Человек - мера всех вещей". Протагор.
...
Графика: Уильям Моррис, иллюстрации к Дж. Чосеру, 1896 http://unknown-painting.blogspot.ru/2011/12/1896.html
для сравнения: Обри Бёрдсли, Иллюстрации к книге "Смерть короля Артура", http://seanconneryfan.ru/str2/statia74-6.html
Остальные иллюстрации к тексту - журнал "Талант", № 14, 2014 г.