Руки уронив без сил,
слёз не вытерла Алёна.
А Васятка голосил
словно птаха, окрылённо:
- Ты представь красу свою
середь лакомого царства.
Отыграемся в раю
за все здешние мытарства!
Баба, грань не разобрав
между жалостью и злостью,
мужичонку приобняв,
патлы сцапала всей горстью.
Муженёк такой порыв,
впопыхах приняв за ласку,
вдруг поведал свой надрыв,
что жёг душу, без огласки.
- Ты, Алёнка, хороша,
и душой, и по фигуре,
но не смыслишь ни шиша
ты в мужицкой, блин, натуре!
Норов твой больно суров,
от того я, ненароком,
так бываю нездоров,
что сопьюся раньше сроку.
- Энто чё ищо за срок?
Ты чяво елозишь смыслом?
Али блажь вступила в бок,
Чё скривилси коромыслом?
Васька хмыкнул:
- Так и быть,
щас толково всё втолкую.
Чтоб меня не пёрло пить,
линию возьми такую:
гонор свой – за хвост и – в ларь!
А себя муштруй заветом:
в хате муж – твой бог и царь!
Дале пользуйся советом:
сперва мужа накорми,
коли в ём резвятся черти,
а посля, ужо, казни,
токо не убей до смерти.
Ёлы! – Васька смял басы. –
Душу из меня вынаешь!
На хрена твои красы,
коль нутра не понимаешь?
Ощутив боль мужика,
соскользнула баба в жалость,
и застенчиво рука
нежную явила шалость.
Мужичонка, разомлев,
к милому прижался телу
и, изрядно осмелев,
приступить решился к делу:
- Чем бы разогнать тоску? –
но, столкнувшись с жёстким взглядом,
отступил:
- Хоша б кваску…
притащи да выпьем рядом.
- Щас, мой сивай голубок,-
жёнушка сошла на милость
и проворно в погребок
за наливочкой спустилась.
Вмиг бутыль и закусон
перед муженьком явились,
всё сполна отведал он,
и глазёнки заискрились.
Рукавом отёрши рот,
Васька повернулся к бабе:
- Щас я весь ваш сладкий род
в полном обозрю масштабе.
В чём-то баба и хитра,
но мыслю ввернуть хочу я:
жизть живёт ваша сестра,
выгоды своёй не чуя.
Коль нас правильно любить,
то «за так», аль из расчёта,
сможете верёвки вить
хошь из беса, хошь из чёрта.
Нас, как следует уважь,
и мы, всей утробой, - ваши,
хошь – на хлебушек намажь,
хошь - вари к обеду с кашей.
- Ты в подробностях доложь,
как любить-то… с выкрутасом?
- Ум на ласку перемножь! –
поучал Васятка басом. -
Вот, к примеру, я пришёл,
на бровях, но в свою хату,
тебе б молвить: «Хорошо»,
а ты сразу - хвать ухватом!
Баба взвыла:
- На бровях?!
Энтого мне не хватало!
Ажно шваркнуло в грудях…
Урезонь своё хлебало!
Коль упьёсси, не шучу,
заруби себе на носе:
так ухватом ухвачу,
что бровя станут в поносе!
Муж погнал обиды вал:
- Чё зазря грозишь поносом?
Я же рай нам добывал,
а ты - хрясь меня допросом!
- Где ж добыча? Выкладай!
Чую, шлялси ты задаром.
Сколь не нюхаю твой рай,
чёй-то тянет перегаром.
- Да я в рот не брал вина!
- Побожись!
- Ей-ей, ни грамму!
Энто всё – твоя вина,
нюхаешь не ту программу.
Божьих дел грядёт разгар,
а моёй родимой жёнке –
дай занюхать перегар,
аж до коликов в печёнке!
В бабе вновь мужик задел
хлёстким словом любопытство:
- Чё грядёт? Каковских дел?
Васька в речь подлил ехидства:
- А таковских: наш уезд
будет пучить от избытка.
-А соседи?
- Их заест
ненасытная завидка.
- Энт с каких-таких причуд,
али мы – с другого теста?
Васька плюнул в пол:
- Вот тут –
суть магического места.
Выйди, зыркни со двора,
разом встанут перед оком
Храм и Лысая гора,
да Большак Чудес – под боком.
( Продолжение следует)