Горели звезды. Ночь светла, подлунна,
Целует окна снежная пурга.
И так, как снег стучится в окна к людям -
Та женщина разделась и легла.
С моею трубкой из слоновьей кости,
Где опий с табаком напополам,
Она лежит, и рядышком, на простынь -
Ложится дыма черный леопард.
Уже пора… Всю эту быль назавтра
Перечеркну я в памяти своей,
В твоё звериное уже спускаюсь царство,
Тобой звериной, я уж заалел!
Мне хочется сомкнуть в ладонях зверя!
Ты мысли слышишь? С ложа поднялась,
Идешь ко мне - египетской царевной,
Качаньем бедер раздувая страсть.
Так к Цезарю являлась Клеопатра,
Шёлк танцевал на бёдрах - высоко!
Чтоб танцовщице вслед за шёлком - падать,
И танцевать горячим языком.
Как эти губы мягки в обращеньях,
Рабыни так - вымаливают жизнь!
Ты мне киваешь золотистой шеей,
Кудрявых змей своих разворошив.
Ты по гудящей тамбурина дрожи
Губами ударяешь, языком,
Твой стыд, как евнух, охранявший ложе,
Уже задушен шёлковым шнурком.
Где кость белеет и чернеют люди,
В стране верблюдов, ветров и песка,
Так много значат влажный рот и губы,
И долгие касанья языка...
А там где опий расслабляет разум,
Где между легких - ходят корабли,
Когорты римлян в золотом и красном
Плывут к тебе в бархановой пыли.
Там сфинксом ждешь египетского трона,
Ликуешь там, уже взойдя на трон!
Там в погребальной маске фараона
Уже лежишь - последний фараон...
Там с времени ты взыщешь за обиду!
За древний гроб, затерянный в песках,
За то, что уместился весь Египет
В позолоченный смертью саркофаг.
Ночь возвращала фараонов время,
Огромная мерцала над землей -
Луна - монетой дома Птолемеев,
С царевны золотою головой.