Плесень тьмы подъедает восточный край
Небосвода,
Уходят в разбой ветра
По ущелью проспекта, и город чуть
Прикрывает веки.
Никуда не торопится мой трамвай,
И глаза вспоминают, как фильтровать,
Отраженье в стекле от нутра змеи,
Где в любом человеке
Передоз безразличия -
Озверин
не помог бы. Безмолвные октябри
Никогда не дарили еще такой
Неживой свободы,
Что, глаза закрывая, шепчу "Замри!",
Представляю себя у большой двери,
За которой апрельский звенит покой,
Мне четыре года:
У отца не угнали еще "Днепра"
А у матери - счастье, со мной сестра
В красном шлеме в коляске.
Как не близки
Нынче эти лица...
Или восемь мне: купленная тетрадь
В рюкзаке - запах знаний и цель писать
Только ровно и чисто не доживут
До второй страницы;
Во дворе бесконечно стучат мячом,
(И двенадцати нет, а уж так печет!)
Грозный дед из седьмой погулять ведет
Своего мастифа;
На устах одноклассников пересчет
Дней до летних каникул, поди еще
На часы перейдут. Май всегда идет
С этим лейтмотивом.
Даже женщина с выкриком "Молоко!"
Ходит утром воскресным...
Как далеко
Из-за этого кажется детских дней
Озорное время!
Выпадаю из сна с тормозов рывком.
Выхожу - за спиной, как большим замком,
Нервно бряцает дверью пустой вагон,
Словно бросив в темень.
И привычным маршрутом через проспект
Уползает в депо. В окнах гаснет свет,
А октябрь прозябает все в том же сне,
Только под покровом
Ночи. Душный туман создает эффект
Наполнения мира, за коим вслед
Восседает шеренга коротких дней
Вороньём на провод.